– Не нахожу.
– Вы никогда ничего не находите! Я не понимаю, для чего у вас глаза во лбу! – крикнула она.
– Готова ты, душечка?
– Готова-с. Ведите на тоску и скуку. Радуйтесь, что на своем поставили.
– Феденька, Лизочка, Катенька! Сбирайтесь. Мы идем в Лесной парк.
– Как в Лесной парк? Ведь вы сказали – в Беклешов сад?
– Но ведь ты не желаешь встречаться вместе с Дори-медонтихой.
– Напротив. Я именно теперь желаю ее встретить, чтоб пройти мимо нее и плюнуть в ее сторону.
– Пожалуйста, только ты не заводи скандала.
– Нарочно заведу, если она что-нибудь скажет мне вслед…
– Ну, что же это такое! – развел руками Пестиков. – Тогда уж лучше не идти в Беклешов сад.
– Нет, уж теперь-то я нарочно пойду. Вы меня вытащили, а я вас потащу. Дети, собирайтесь! Нянька! Вытри нос Катеньке.
Семейство вышло из палисадника дачи и поплелось по дорожке около дач.
– Клавденька… Только ты, бога ради, насчет Доримедонтихи-то… – начал муж.
– Назло вам заведу скандал… – фыркнула жена.
Муж шел как на иголках.
– Что же это такое! Идти гулять и вдруг сцепиться с посторонней женщиной!
– А вы зачем меня звали на прогулку? Вытащили – вот теперь и казнитесь.
– Если бы я знал, то, само собой, не потащил бы…
– Вон целая компания жидов и жидовок навстречу тащится! И ведь как вырядились, канальи. Наверное, потаскали из своих ссудных касс заложенные вещи… Думаете, приятны такие встречи?
– А ты не гляди на них! Ведь они только пройдут мимо.
– И мимо-то, когда они идут, и то неприятно. Вон одна жидовка даже в шелковом парике.
– Тише. Ну зачем же кричать? Ведь она слышит.
– Пускай слышит. Фу, как запахло чесноком!
– Клавденька…
– Тридцать два года знаю, что я Клавденька.
– Если бы я знал, что это все так будет, то ни за что на свете не вызвал бы тебя. Знаешь что? Я не пойду дальше.
– Идите, идите уж, если выманили меня.
– Дай мне слово, что ты в Беклешовом саду не сцепишься с Доримедонтихой.
– Да чего вы ее боитесь-то?
– Я ее не боюсь, но не желаю скандала. Ну, дай мне слово…
– Я только плюну в ее сторону. Пусть она видит.
– Честное слово только плюнешь?
– Да, уж ладно, ладно! Идите.
– Ты плюнь так, чтобы не было заметно.
– Тогда польза? Мне нужно сердце сорвать.
– Пожалуйста, Клавденька…
Они входили в Беклешов сад.
Франц Карлович Гельбке, супруга его Амалия Богдановна и их дети только что вернулись из лавки с закупленной для стола провизией и уселись на террасе, как у калитки палисадника показался ожидаемый гость. Это был Аффе, конторщик какого-то страхового агентства, молодой полный брюнет, но уже плешивый и в очках. Он был не один. С ним была сестра его, кругленькая румяная немочка Матильда. Мадам Гельбке, как увидала, что Аффе не один, так и всплеснула руками от ужаса.
– Gott im Himmel![11] Франц! Что это такое! Аффе не один, а с сестрой… – проговорила она. – Матильда с ним. А ты сказал, что фрюштикать будет он у нас один. Два гостя… Где же тут экономия на мое рождение? Матильда всегда так ест много… У ней такие большие зубы, такой большой аппетит.
– Stiel, Amalchen! Оставь. Я убавлю сегодня бутылку пива из моего бюджета за Матильду, убавлю одну сигару.
– Она больше съест, чем стоит бутылка пива и сигара. У ней такой большой рот. Ты звал Аффе с сестрой… звал и ничего мне не сказал.
– Ей-богу, я не звал его с сестрой. Я его звал одного. Но ты не показывай вида… Я убавлю и завтра бутылку пива.
Отворив калитку в палисадник, входили Аффе и Матильда. Аффе весело скалил свои белые зубы и декламировал старинные стихи:
