– Нет, нет! Теперь нельзя! Гельбке и Аффе пили четыре шнапса за фрюштиком! – вскричала мадам Гельбке. – Они пили и так больше своей порции. Я позволяю Гельбке пить не больше двух шнапсов по воскресеньям за фрюштиком. А это все Аффе виноват.
– Мамахен, мы пили только три шнапса, а четвертый ты нам не дала, – заискивающим тоном сказал Гельбке.
– Врешь, врешь! Четыре.
– Я и Грус выпили сегодня тоже по четыре.
– Это не делает вам честь. А невесте Груса я скажу, чтобы она лишила его за это права три дня целовать ее руку.
Гельбке подошел к жене и тихо сказал:
– Мамахен, ведь Грюнштейн угощает, ведь этот шнапс будет даром. Позволь нам выпить.
– Даром! Ты забываешь, что я должна подать колбасы на закуску. Ведь Грюнштейн без закуски пришел, – так же тихо отвечала она. – А хлеб?
– Полно, Амальхен… У вас от фрюштика осталось десяток раков – вот мы раками и закусим.
– А порядок? Ты ни во что не ставишь порядок? А твоя печень? Вот ежели бы ты был капиталист, то я позволила бы тебе рисковать здоровьем. Ты должен беречь свое здоровье для жены и детей.
– Душечка, ведь я застраховал для вас свою жизнь в пять тысяч. Позволь, мамахен, выпить шнапс.
– Пей, но я буду сердиться, – отвечала мадам Гельбке и надулась.
– Есть разрешение на шнапс? – спрашивал Грюнштейн, следивший за перешептыванием.
– Есть, есть! – радостно воскликнул Гельбке.
Появилась рюмка и тарелка раков.
– На траве будем пить, на траве… Садись все на траву… Садись вокруг, – командовал Аффе и весело запел:
Bin ich in Wirthshaus eingetreten
Gleich einen grossen Kavalier,
Da lass ich Brodt und Braten liegen
Und greife nach den Korkenziher…
– О, Аффе! Какой вы кутила. Я не люблю таких. Я удивляюсь, как вам ваша сестра позволяет, – погрозила ему пальцем мадам Гельбке.
Мужчины по очереди пили апотекершнапс.
– Восторг что такое! – говорил Гельбке, проглатывая рюмку жидкости.
– На самом лучшем спирту, и собраны все травы, способствующие к пищеварению. Это жизненный эликсир, – хвастался Грюнштейн.
– Честь и слава провизору Грюнштейну! – крикнул Аффе.
– Удивительная крепость! – сказал Грус.
Мадам Гельбке продолжала дуться и шептаться с сестрой Аффе.
– Мамахен! Мы так веселимся, а ты дуешься и расстраиваешь наше веселье. Полно, брось… Hier ist so gemuthlich, aber du… Ach, Schande…[20]
– Sehr gemuthlich! Ausserordentlich gemuthlich![21] Еще… – кричал Аффе, подставляя рюмку, и прибавил по-русски:
– Русская пословица говорит: остатки сладки.
– Meine Herrschaften! Wollen wir noch[22] выпивае’еп, – предложил Грюнштейн, спрягая русский глагол «выпить» на немецкий манер. – Мадам Гельбке нас простит. Она добрая.
Предложение было принято.
