Восьмой дан Владимира Путина - страница 3

Когда-то я занимался интересной – или, правильнее сказать, экзотичной – задачей. Благодаря раннему Паустовскому я был заинтригован Турцией, а точнее – турецким образом жизни, ментальностью, своеобразием национального характера, фантомными болями по отсеченным пространствам Османской империи.

Меня еще в студенчестве заворожил один образ из его короткого рассказа. О том, как турецкие рыбаки в короткие и ветреные зимние дни сидят на берегу моря за чашечкой кофе и по очертаниям и расцветке облаков предугадывают будущие уловы, погоду, саму жизнь.

Я потом много ездил по Турции, жил в этой необъятной стране и все искал забытую рыбацкую деревушку, где живут отстраненно, углубленно и бесконечно – как дервиши, а не как шумливые, суетливые зазывалы дешевых забегаловок. Деревеньку я, конечно, не нашел, но наткнулся на загадку, интригу явной двойственности турецкой души. Как политолог по профессии я явно почувствовал эту сумрачную двойственность в душе почти уже вечного лидера Турции Реджепа Эрдогана.

У меня даже возникла идея написать эссе об этом необычном для «европейского образования» лидере. Естественно, я начал искать метафору, которая позволила бы мне побыстрее, поглубже заглянуть в его непростую личность. Я встречался с людьми, которые знали его в разные периоды жизни, беседовал с его сотрудниками, читал о нем в провластной и в оппозиционной прессе, но подсказки не находил.

Как всегда случайно, подсказку мне дали совершенно посторонние люди – мои хорошие знакомые бизнесмены. Оба были из одного турецкого города – одного возраста, социального и имущественного статуса. Различие было только единственное. У первого вторым рабочим языком был немецкий, поскольку он оканчивал вуз и какое-то время работал в Германии. У второго – русский, и образование он получил, соответственно, в русском вузе и работал какое-то время здесь.

Так вот, с тем и с другим я попадался полиции на легком дорожном нарушении – превышении скорости. Модель поведения у них была совершенно противоположная. «Немецкий» турок при приближении полицейского бледнел, впадал в ступор, а потом дрожащим голосом извинялся и каялся перед офицером. «Русский» турок, наоборот, краснел, оживлялся и громовым голосом обещал с офицера сорвать погоны за то, что он посмел остановить серьезного и уважаемого эфенди. После этого случая я понял, где искать нужную метафору, и нашел ее на далеком и загадочном озере Ван[2]…

Там османский менталитет тектонически впечатался в менталитет армянский. Там когда-то столкнулись фундаментальные принципы мусульманства и православия. Там жили предки тех, кто сегодня создает архитектуру диалога всего Закавказья со всей Россией. И там, в кристально чистой воде, водится нежнейшая ванская форель. Ее виртуозно ловят уникальные ванские коты – они прыгают со скал «ласточкой» в воду и без промаха ловят на глубине изумрудную рыбу. У этих котов глаза разного цвета, поскольку один видит на воздухе, другой в воде.

Так вот, извиняюсь за лирическое, но нужное отступление, я многое понял об архетипической сущности турецкого президента, когда представил его в виде ванского кота. Мне казалось, что главная его суть в том, что он один глаз «положил» на Запад и видит там мельчайшие детали – гешефты, выгоды, риски, интриги, а другой глаз «положил» на Восток – и тоже видит, где там спрятан какой-нибудь ясак, калым и прочее для себя и своей страны.