– Они. Я еще подумал: стыдно пьяному мужику таскать с собой маленькую девочку так поздно.
– Может, они сели в самолет? – предположил один из двух мужчин.
– Может, и сели, – согласился служащий. – И что думает мать ребенка? Знает ли она, что происходит?
– Сомневаюсь, – сказал мужчина в темно-синем шерстяном костюме. Он говорил убежденно. – Вы не видели, как они ушли?
– Нет, сэр. Насколько я понимаю, они еще где-то тут… если, конечно, не был объявлен их рейс.
Двое быстро обежали главный вестибюль, затем прошли сквозь выход на посадку, держа в руках удостоверения так, чтобы охранники могли их видеть. И встретились у стойки «Юнайтед эйрлайнз».
– Пусто, – сказал первый.
– Думаешь, сели в самолет? – спросил второй, в добротном темно-синем шерстяном костюме.
– Не думаю, что у сукина сына больше пятидесяти долларов за душой… а может, и того меньше.
– Проверим?
– Да. Но быстро.
«Юнайтед эйрлайнз». «Аллегени». «Америкэн». «Брэнифф». Местные авиалинии. Никто не видел, как широкоплечий мужчина, выглядевший больным, покупал билеты. Правда, грузчик «Олбани эйрлайнз» вроде видел маленькую девочку в красных брюках и зеленой кофточке. Симпатичные светлые волосы до плеч.
Двое встретились в креслах перед телевизорами, где еще недавно сидели Энди и Чарли.
– Что ты думаешь? – спросил первый.
Агент в шерстяном костюме был явно встревожен.
– Нам следует перекрыть весь район, – сказал он. – Думаю, они идут пешком.
Почти бегом двое направились к зеленой автомашине.
Энди и Чарли шли в темноте вдоль плавного изгиба вспомогательной дорожки аэропорта. Иногда мимо проскакивала автомашина. Был почти час ночи. В миле позади них те двое вновь присоединились к третьему партнеру в зеленой машине. Энди и Чарли брели параллельно Нортуэй, которая находилась внизу справа, освещенная сиянием бестеневых ртутных ламп. Можно спуститься с насыпи и попытаться остановить машину на обочине, но если там появится полицейский, это лишит их даже самой малой надежды на спасение. Энди спрашивал себя, сколько еще нужно идти, прежде чем они подойдут к спуску. Каждый его шаг болезненно отзывался в голове.
– Папочка? Как ты себя чувствуешь?
– Да пока ничего, – сказал он, хотя это было не так. Он не обманывал себя и сомневался, обманывал ли он Чарли.
– Далеко еще?
– Ты устала?
– Нет пока, но, папочка…
Он остановился, тревожно посмотрел на нее:
– В чем дело, Чарли?
– Мне кажется, плохие люди опять где-то рядом, – прошептала она.
– Ладно, – сказал он. – Наверно, лучше сократить путь, малышка. Ты можешь спуститься с этого холма и не упасть?
Она взглянула на откос, покрытый увядшей октябрьской травой.
– Попробую, – сказала она нерешительно.
Он переступил через натянутые тросы ограждения и помог Чарли перелезть. Как случалось в моменты особенно острой боли и напряжения, его мозг попытался уйти в прошлое, избежать стресса. Бывали и хорошие времена, перед тем как тень стала постепенно наползать на их жизнь – сначала только на него и Вики, затем на всех троих, отнимая понемногу счастье с неумолимостью затмения, постепенно скрывающего луну. То было…
– Папочка! – внезапно закричала Чарли. Она поскользнулась. Трава была сухой, скользкой, обманчивой. Энди потянулся к ее взлетевшей руке, упустил ее и упал сам. Удар при падении на землю вызвал такую боль в голове, что он закричал. И оба они покатились по склону к Нортуэй с мчавшимися по ней автомашинами чересчур быстро, чтобы иметь возможность остановиться, если один из них – он или Чарли – скатится на проезжую часть.
