Воспоминания и рассказы - страница 18

– Зачем вообще такую корову держать? – сказал один из них.

Наш дом был стареньким, построенным еще прапрадедом Мусием. Стоял на дубовых сторчах, которые со временем сгнили, дом осел и сгнили два нижних венца бревен дома. Отец нанял бригаду плотников, почему-то белорусов, и начался ремонт дома. Родители в это время жили в клуне, а мы, дети, у соседки бабы Параски. Я уже учился в пятом классе и пытался помогать младшему из плотников Ивану выдалбливать долотом четверть в дубовых косяках дверей, за что Ивану влетело от бригадира. Оказывается, я мог ударить по долоту сильнее чем нужно и расколоть дубовое бревно, с сосной такого случиться не могло. Я этого тогда не знал. Плотники поднимали дом домкратами, чтобы заменить два нижних венца и сторчи. Вместо сторчей поставили кирпичные столбики, между которыми я позже сложил из кирпичей фундамент. В комнате поставили деревянную перегородку и получился зал и небольшая спальня для детей. Из каморы сделали кухню. Везде постелили полы. В доме сняли трам (очень толстую балку, которая находилась внутри дома и на которой держался потолок), и вместо него на чердаке положили аналогичную, но менее толстую балку. Стало гораздо красивее. Пристроили веранду. Все было замечательно. Позже пригласили печника, который сложил новую печь. Она находилась в кухне, в комнату выходила только лежанка. Места в комнате стало гораздо больше. Соломенную крышу заменили на металлическую, с двумя слуховыми окнами, в которые позже я сделал полукруглые рамы. Теперь и на чердаке стало светло.

Среди плотников был и молодой парень – Миша Рыльский. Ему понравилась внучка бабы Ганны – Вера, он на ней женился и остался жить в Вертиевке. Из Белоруссии он привез деревянный сруб и поставил себе дом недалеко от клуба, чтобы ближе было на танцы ходить. Дом временно накрыли рубероидом. В дальнейшем я многому научился у Миши по столярному делу.

После работы плотников мне захотелось иметь свой столярный инструмент, и я начал потихоньку собирать на это деньги. Деньги накапливались очень медленно, в основном за счет экономии на тех же школьных завтраках, при новых деньгах – по 2 копейки в день. Но однажды мне повезло. Какой-то мужчина, сидевший в автобусе, который должен был отправляться на Нежин, попросил меня купить ему сигареты. Я быстренько съездил в магазин и привез ему сигареты. Сдачу с рубля, огромную сумму, больше 60 копеек, он не взял и оставил мне. Я тут же заехал в магазин и купил себе небольшие пассатижи. Это был первый, приобретенный мной инструмент. Потом я постепенно приобрел рубанок, ножовку, топор и стамеску. Все наточил и привел в рабочее состояние. Теперь у меня был нормальный инструмент, которым уже можно было работать.

Я начал наводить порядок во дворе, везде вместо лат поставил штакетник, и двор приобрел совершенно другой вид. Снятый трам распилили на доски, из которых я позже сделал очень красивые наличники на окна и на углы дома. Кстати, трам оказался из лиственницы, очень твердого и не поддающегося гниению дерева. Строгать такие доски ручным рубанком было ой как не просто. Пришлось дополнительно купить еще и полуфуганок, чтобы можно было ровно строгать длинные доски.

Жизнь шла своим чередом. Я втихаря курил, не всегда думая о последствиях, поэтому в углу стоял часто, но уже не на ногах, а на коленках, иногда под них подсыпали зерно, и даже не лущенную гречку с очень острыми краями. Все терпел, не просился, не жаловался. Все было справедливо, пенять можно было только на собственную глупость. А глупостей делал много. К примеру, нашел в скрыне портсигар отца (он раньше, не за моей памяти, курил) и решил пофорсить перед ребятами. Купил папирос, положил их в портсигар и носил его в кармане пиджака, хвастаясь перед ребятами. Когда мама решила погладить пиджак, портсигар выпал. Вторую глупость я совершил из-за лени. Один раз, когда делал домашние задания и дома никого не было, поленился выйти во двор покурить, и решил покурить в комнате, выпуская дым в форточку. Отец пришел домой часа через три, но как человек некурящий, унюхал запах табака моментально. В третий раз я крупно прокололся, когда пас стадо с дедом Николаем. На пастбище я курил открыто, так же, как делал это при деде Митрофане. Дед Николай мне никаких замечаний не делал, но вечером рассказал все родителям, и я загремел в угол на гречку. Здесь все было правильно, если слова не помогают, то нужно наказывать. Но в этот день отец купил огромный арбуз, на нашем огороде такие не росли. Даже издали было видно, какой он замечательный и вкусный, а мне даже попробовать не дали, сами весь съели. Это было обидно. Я ужасно злился на деда Николая. Подождал хотя-бы до следующего дня со своим рассказом. Обязательно было в этот же день рассказывать?