Воспоминания изгнанника (из Литвы в Россию – XIX век) - страница 8
Леса и пущи новогрудской земли, такие как Налибокская, Кочережка, Репичевка, с трех сторон окружающих повет, давали и строительный материал и топливо. Реки Щара, Уша и Сервечь, с многочисленными притоками, окружали луга и пастбища, придавали особую красоту краю. Почвы щорсовские, кашовские и даревские по берегам Сервечи, Уши и Двейки, особенно богатые, назывались «Новогрудской Украиной». Весь этот живописный край с его холмами и долинами, в тени рощ, со старыми костелами и церквями, полный жизни в многочисленных усадьбах, в людных богатых селах, так счастливо расположенных, был, наверное, самым лучшим в Литве.
Не приходится удивляться богатству и достатку края. В шляхетских домах, где по старым обычаям ранее подавалась медовуха, и то только по праздникам, стали появляться заграничные вина, что раньше были только у господ. Женщины позволяли себе не выходить годами из пределов нескольких домов, изредка посещая костел или навещая в соседей в собственной бричке. Между тем шли преобразования домашнего быта, менялась одежда, стиль поведения и приемов гостей. Следуя французской моде, надо было заводить повара, слуг, экипажи, фортепиано и тд. Надо было равняться с одними и превзойти других. Карнавалы в городках и селах, охота, ярмарки (в Зельве и Несвиже), визиты, именины, ассамблеи, весь арсенал местных прелестей, стал важной частью жизни общества в Литве.
Раз в три года приходилось посвящать себя и общественной жизни, когда созывались «сеймики», хотя и ограничивалась тесными рамками, установленными властями, но не слишком влияла на общий ход жизни, утоляя некие общественные амбиции. Выбранный один раз в три года губернский «Маршалок» (или поветовый) иногда входил во вкус и продлевал несколько выборов, заводил секретаря, который приносил на подпись документы и «де факто» управлял весь срок губернией или поветом. Приходилось иногда присутствовать на торжествах по случаю царских праздников, чтобы увеличить свою популярность среди дворянства, давая щедрые приемы с хорошей трапезой, напоминавшие старопольское гостеприимство. При Николае положение Маршалка, как представителя местного дворянства и его интересов, заставляло власть относится к нему снисходительно, понимая, что его консерватизм является надежной опорой трона.
Такими были обычаи и нравы литовско-русского общества в первом десятилетии после 1831 года. Можно спросить, почему шляхта, местное дворянство, отодвинутое от политической жизни, обреченное на бездеятельность, в крае, по преимуществу сельскохозяйственном, не взялось, следуя своим инстинктам, за земледелие? Ведь в то время оно была освобождено от всех налогов, поборов, выплат, которые позже свалились на него, обладающего сельским людом. Не приложило оно усилия ни моральные, ни материальные, чтобы расширить свои хозяйства, вывести их на более высокий уровень.
А какова роль духовенства, стоящего между шляхтой и царским двором? Что оно могло сделать? Ответ краток. Его бездействие прежде всего объясняется духовным опустошением, последующим после подавления восстания. Кроме того, отсутствием соответствующих научных институтов и значительным снижением интеллектуального уровня. Любая мысль о проведении каких_либо реформ вызывала усмешку, к тому же для них не было ни материальных средств, ни капиталов. В короткий срок после 1831 года все оказались в долгах.