В январе 1902 года я была в Четсуорте; наверное, это единственное посещение гостеприимного и доброго дома, которое меня не обрадовало. Я была встревожена и несчастна из-за политики. Там был лорд Розбери, которым я всегда восхищалась. Я хотела обсудить с ним разные вопросы, но так и не нашла подходящего случая. По-моему, он не одобрял войны в Южной Африке; все считали, что он склоняется к благожелательным отношениям с Германией. Во всяком случае, когда он был министром иностранных дел и премьер-министром, отношения между Германией и Англией как будто улучшились. Уехав из Четсуорта, я написала ему письмо и вскоре получила ответ. Должна признаться, что я замаскировала интересующий меня вопрос просьбой о его автографе.
В письме он ссылается на консервативное большинство, которое, во время Англо-бурской войны[17], привело на пост премьер-министра лорда Солсбери, а на пост министра по делам колоний – Чемберлена. По-моему, я, как и многие другие, просила лорда Розбери принять более активное участие в политической жизни:
«Беркли-сквер, 38, 21 января 1902 г.
Дорогая княгиня фон Плесс!
Прилагаю в конце письма автограф для Вашего альбома.
Я благодарен за Ваше доброе и интересное письмо, хотя не совсем его понимаю, так как некоторые фразы требуют разъяснения для человека, которому не кажется, что нынешний состав парламента делает много хорошего. Но Вы крайне несправедливы ко мне, если считаете, что я не получил бы удовольствия от беседы с Вами в Четсуорте. К сожалению, на великой ярмарке тщеславия такого рода видишь только тех и общаешься только с теми, с кем вместе охотишься, играешь в гольф или бридж или сидишь рядом за столом!
Искренне Ваш, Розбери».
Конечно, в Четсуорте я не все время занималась политикой; мы поставили пьесу «Сон в новогоднюю ночь», сочиненную к случаю Лео Тревором; нынешний лорд Кларендон, тогда лорд Хайд, и я исполнили дуэт из «Самсона и Далилы».
В феврале мы были в Приорате Уортер, где встретили Чарли и леди Марджори Уилсон; кроме того, туда приехала Пэтси; как обычно, она была душой компании. Там, конечно, тоже играли спектакли; помню Гвендолин Мейтленд[18], лорда Ингестре[19], лорда Хайда и Реджи Феллоуза. Три дочери хозяев дома, Милли Хартопп, Инид Честерфилд и Глэдис Уилсон (теперь виконтесса Чаплин), благородно помогали нам развлекать общество. Я всегда очень хорошо относилась к Милли. Вскоре после того они с Чарли Хартоппом развелись и она вышла замуж за последнего лорда Коули.
Проведя несколько дней в Лондоне, мы поехали в Бленхейм к обворожительной Консуэло Мальборо и герцогу. Там же были Альберт Менсдорф, Артур Стэнли и Джон Спенсер Черчилль. Менсдорф-Поульи, который мне очень нравился, много лет прослужил послом Австрии в Великобритании; его всюду любили и охотно принимали. Он не делал секрета из того, что связан с британской королевской фамилией; естественно, такой связью он очень гордился.
Из Бленхейма мы поехали в Итон, где нашли бабушку Оливию, папулю, Хелен и Леттис Гровенор и нашего старого друга лорда Кеньона. Именно тогда Шила написала в моем альбоме: «На женщину чаще больше влияют ее желания, чем ее чувства». Истинная правда; к сожалению, женщина не всегда по-настоящему непогрешима, и иногда желания ее неразумны.
В мае мы должны были быть в Лондоне на коронации короля Эдуарда. Как всем известно, он тяжело заболел, и коронацию пришлось отложить. Поэтому мы поехали домой и тихо жили в Фюрстенштайне; в гости к нам приезжали только кузина Шарлотта Рейсс, Яре Мольтке и Готтфрид Гогенлоэ. Гензелю было всего два года, и он был очень хорошенький; мы с ним и его няней обычно по многу часов проводили в лесу.
