В один из вечеров, когда Ариф-паша вновь призвал Мари к себе в покои, он рассказал ей странную историю.
– Слышала ли ты, Мерьем, французскую народную сказку, легенду о коварном муже, жены которого отправлялись на тот свет при странных обстоятельствах и по неизвестным причинам? – начал он, как всегда, в своей загадочной манере.
– Нет, – покачала головой Мари, – не слышала. Вы расскажете?
– Нет. Я расскажу тебе правдивую историю, Мерьем.
Взгляд Мари тут же переменился с сосредоточенно-внимательного на холодно-колкий.
Ариф на это благосклонно улыбнулся и продолжил:
– Тебе не нравится это имя?
– Нет. Мне нравится моё имя. Мари.
– Мари… Мария… Ма-ашэнка, – мягко, с тёплым восточным акцентом произнёс он. – Правильно?
Она кивнула.
– Мерьем – очень схоже по звучанию, ты не находишь?
– Не нахожу. Вы начали рассказывать о мужчине, чьи жёны беспричинно погибали, – попытавшись сменить тему, вежливо напомнила ему Мари.
– Да-да… Я помню, – улыбнулся Ариф и продолжил: – Во время Восточной кампании Османская империя сделала большой заём у Англии, и нашего правителя Абдул-Меджида занимали уже не столько внутренние преобразования, сколько проблемы внешнего долга. Чтобы заплатить за стоимость Крымской войны, султан был вынужден также занять значительные суммы у своих французских и британских союзников.
Ариф сделал паузу, но Мари многозначительно ему кивнула, тем самым давая понять, что внимательно его слушает и понимает суть их разговора.
Кивнув Мари в ответ, паша продолжил:
– Вернуть эти деньги имперская казна была не в состоянии. Неудачи сломили султана. Он утратил интерес к государственным делам и уединился в своём великолепном дворце, спрятавшись от всего мира. Уставший от проделанных преобразований, он не чувствовал ни благодарности, ни любви от озлобленного, вечно требующего народа. В какой-то момент правитель стал проявлять апатию к государственным делам. Он ушёл с головой в личную жизнь и стал тратить огромные суммы на свой гарем и облагораживание дворца Долмабахче.
Ариф задержал проницательный взгляд на задумчивом лице собеседницы, пытаясь понять ход её мыслей, затем продолжил.
– Но и тут нашего султана постигла злая судьба, – обречённо прибавил он.
– Первой в гареме султана умерла Зейнимелек ханым-эфенди – вторая икбал падишаха. Следующей стала Хюснидженан – третья гёзде. Третья жена султана Дюздидиль скончалась спустя два года. Через какое-то время гарем снова похоронил фаворитку – четвертую икбал Нергиз-ханым. Хошьяр умерла при родах, и напасти не оставили моего султана – в тот же год скончался и маленький наследник Мехмед-Фуад.
Главную икбал Нюкхетсезу падишах потерял через год. Она успела стать матерью троих детей. Айше-султан и шехзаде Ахмед не выжили.
Через два года умерла легендарная Гюльджемаль – мать Мехмеда, и две его девочки скончались маленькими. Далее повелитель попрощался навечно сразу с двумя любимицами. Тиримюжган – красавица черкешенка. Кадын родила султану двух дочерей и сына. Наиме и Мехмед-Абид не выжили. И уже через неделю скончалась икбал Несрин. Четверо малышей Несрин ушли ещё раньше один за другим, порадовав родителей всего несколько лет, осталась только султанша Бехидже. Навекмисаль умерла вскоре после свадьбы с султаном. В течение последующего года гарем потерял ещё одну икбал Джейланкяр. Фаворитка ушла через три года после смерти своего малыша Мехмед-Рюшди. И месяц назад ушла из жизни гёзде Шаян. Её смерть стала последним ударом для султана…
