* * *
Поезд прибыл практически без опоздания. Багаж Бориса поместился в одном увесистом чемодане. Я представил Александра Яковлевича как своего бывшего начальника по конторе, с которым мы ради равновесия поменялись местами, когда я стал зловредным частником. Короче, Александр Яковлевич – свой человек, и темнить перед ним, что лежит в чемодане Бориса, нет никакого смысла. Тем более, у него среди нас самое высокое звание – подгенерал, то есть полковник.
По прибытии на дачу мы первым делом затопили баньку и только потом устроили совещание. Разнобоя во мнениях не обнаружилось. Первое, что мы установили, это то, что мне волей-неволей надо исчезнуть. Бережёного Бог бережёт. Но просто сбежать куда-нибудь за границу, что считал целесообразным Александр Яковлевич, нельзя. Нет никаких гарантий, что прокуратура не раскрутит именно ту зловещую версию, не соберёт толстое дело «свидетельств» и не объявит меня в розыск через Интерпол. За границей разбираться никто не станет, и я тогда с гарантией пропал. Уходить на нелегальное положение – крайне рискованно. Всё равно, рано или поздно, попадусь. Остаётся одно, и это второе, что мы констатировали: не дать этой версии ни малейших шансов прямо в самом начале. А для этого надо собрать железные доказательства того, что опер Ершов, а возможно, и следователь Сапрыкин, связаны с мафией. Ну и я не остановлюсь на этом, а пойду до самого «крестоносца», с которым у меня, пусть это и не есть культурно с моей стороны, имеются очень серьёзные личные счёты. Это третье, в котором поначалу меня поддержал один Борис. Александр Яковлевич примкнул к нам после некоторого колебания, сделав заявление, достойное увековечения: «Мы загоняем себя всё сильнее в тиски цивилизованности и утрачиваем естественные инстинкты, без которых судьба самой цивилизации подвергается опасности нравственной деградации. Вор должен сидеть в тюрьме, убийца должен искупить вину кровью!».
