Одари, судьба, или за деньги отоварь!
Буду дань платить тебе до гроба.
Грусть моя, тоска моя – чахоточная тварь,
до чего ж живучая хвороба!
Много можно найти и других примеров связи Владимира Высоцкого и цыган. Но уверена, читателю интересней будет узнать об этом у авторов, которые серьёзно, вдумчиво занимаются разбором творческого наследия Поэта, барда, актёра Владимира Семёновича Высоцкого. А я предлагаю вниманию своё стихотворение, посвящённое Высоцкому, на мотив его песни «Он не вернулся из боя»:
Почему же сегодня не так, как всегда,
пусть и небо опять голубое?
Утекла, убежала в июле вода,
когда Он не вернулся из боя…
Он все песни свои написал ради нас,
ни минуты не зная покоя.
Как же сильно Его не хватает сейчас,
когда Он не вернулся из боя…
Кто, нескладно порой, но Ему подпевал,
пусть и думал, порой, про другое,
тот всегда непременно с Ним рядом вставал,
только Он не вернулся из боя…
Пусть «по-чёрному» пил,
не про то разговор,
а про то, что тогда было двое…
Разве память так просто затушит костёр,
если Он не вернулся из боя?!
Но случилось, – победа досталась беде,
и бессильны, порой, часовые…
Наши дни тоже канут когда-то в воде,
превратятся в снега голубые…
И в такое поверить возможно вполне,
что так схожи мечты у обоих…
Одно слово: «Добра!», и кажется мне
до сих пор Он не вышел из боя!
Радиоприёмник тянул помаленьку из розетки своё питание, и негромко бормотал, но Мария Семёновна в свои восемьдесят пять лет неплохо ещё слышала. Сидела себе тихонько за вязанием, вооружив глаза очками с толстыми линзами, и слушала, что вещает приёмник. Даже в свои немолодые годы не утратила интерес к жизни. Машинально перебирала петли на спицах, а в памяти всплывали истории из жизни близких, из своей жизни…
Сейчас Мария Семёновна вспоминала рассказы своего деда Ивана Кузьмича, и отца Семёна Ивановича о том, как в их небольшую деревню пришла весть о революции 1917-го года. В то время был жив ещё прадед Кузьма Тимофеевич. Но ему уж минуло восемьдесят лет, болел, и бОльшую часть времени проводил на печке, сопя во сне. Деду исполнилось пятьдесят, а вот её отцу – всего двадцать два.
Многие деревенские вынужденно батрачили тогда у местного богача Игната Федулова. Хозяйство у него было справное. Скотины – не сосчитать. Дом хороший, крепкий и большой унаследовал от своего отца. Молодой ещё, а навеличивали по имени – отчеству: Игнат Михалыч. Что делать, если это единственный способ был прокормиться. Не выкажешь ему почтения – вмиг работы лишишься, с голоду помирать придётся. Работали у него на поле с раннего утра до вечера, молодые тогда ещё, дед и отец Марии Семёновны Иван и Семён. Самой Марии ещё не было на свете. Её бабушка Елизавета Матвеевна, молодая жена Ивана, дома по хозяйству управлялась. Она одна женщина в доме оказалась. Пыталась хоть как – то сэкономить заработанные мужем и сыном гроши, только всё равно не велик доход получался, кое-как перебивались.
Пока докатилась новость о революции в Петрограде до деревни, уж начался 1918-й год… Однажды, в морозный зимний день, вздымая ворохи снега, прискакал большой отряд вооружённых людей, и, сразу же повесив над одной из пустых изб попросторнее красный флаг, объявили, что это будет помещение сельского совета. Они ходили по домам, шумно созывали людей, чтобы объяснить им происходящее…
Как расказывал дед Иван, народу набилось много. Все хотели узнать, с чем же пожаловали в Пихтовку приезжие. Необычно всё… Не каждый смог прочитать, что было написано белыми печатными неровными буквами на кумаче, прибитом к стене. Строчки будто приплясывали. Из деревенских мало кто умел читать. Спрашивали друг у дружки. А написано было: «Вся власть – Советамъ!».
