Я отмахнулась от назойливых кавалеров и, пробормотав по-английски «ноу, ноу», проследовала мимо. Турки поцокали языками, покричали что-то вслед, но отстали, и мы с Русланой подошли к машине.
– Куда ехать? – спросила я у Русланы, сев за руль.
– Куда? – растерянно повторила она.
– Куда ехать? – прикрикнула я, теряя терпение. – Где искать твоего турка? Как его зовут?
– Метин его зовут.
– Хорошо, что не кретин, – хмыкнула я. – Где этот Метин? Ты вообще где живешь?
– Я… Это… Мы все живем на квартире, тут, в большом доме.
– Где этот дом?
– Болукемини называется, их три таких, похожих друг на друга.
– Как туда ехать?
– Не знаю! – выкрикнула Руслана. – Мы там взаперти сидим, у нас паспорта отобрали, я вообще приезжала танцовщицей работать… Через знакомых. А потом меня с братом Метина познакомили, с Абидом, он со мной побыл одну ночь. Потом Метин приехал, он побыл, потом друзья его…
– Так, ладно, мне это неинтересно, – поморщилась я. – Где этот твой Балдумекини?
– Болукемини, – поправила меня Руслана. – Нас всегда на машине оттуда возили. – А пешком я никогда не выходила. Нельзя нам выходить. Говорю же – взаперти сидим. А как ехать, я и не запоминала.
– Понятно, – процедила я. – Ну хорошо, а турецкий ты знаешь? Объясниться сможешь?
Руслана кивнула.
– Тогда сейчас остановим машину и спросим у прохожих, как туда проехать.
Перед въездом на оживленный проспект, который проходил вдоль морского берега, я приметила знакомую долговязую фигуру Антона Некрасова. Парень голосовал на дороге, пытаясь поймать машину. Тогда, в отеле, когда все завертелось, я не сразу сообразила, что Антона не было в номере, где убили Челидзе. Там оставались только Сергей и Максим. Но ведь они выпивали все вместе!
Я немедленно затормозила и остановила машину рядом с молодым человеком. Антон просунул голову в окно и нервно произнес по-английски:
– Ай уонт гоу ту эйрпорт.
– Ну раз ты «уонт», тогда «сит даун, плиз», – кивнула я на заднее сиденье. – Только поедем не в аэропорт, а так, прокатимся пока по Анталье.
Антон опешил. Он узнал меня.
– Ты? А ты как здесь? – растерянно проговорил он и отпрянул от машины.
– Садись давай! Быстрее! – закричала я.
Антон опешил еще больше и тут же поднял руки вверх – мол, не стреляйте в журналиста, он пишет как умеет.
– Все, сажусь, – коротко сказал Некрасов и плюхнулся на заднее сиденье.
Я бросила на парня взгляд в зеркало. Антон сидел растерянный, сокрушенно мотал головой и что-то бормотал про себя. Из его речи я разобрала только фразы «эх, и баран!» и «ну и кретин!». Очевидно, Антон адресовал их самому себе.
– Давай рассказывай, – усмехнувшись, потребовала я.
– А? – переспросил Антон, дернувшись. Видимо, он не сразу понял, что вопрос относится к нему. – Чего рассказывать?
– Ну как чего? Почему Челидзе, проводя время с вами в номере, оказался мертв? Откуда взялись проститутки? И почему, собственно, тебе так спешно нужно в аэропорт? Это ты его убил?
Антон закатил глаза. Некоторое время он молчал, покусывая губы, а потом выпалил:
– Короче, я кретин!
– Это я уже поняла, – усмехнулась я. – Но ты не ответил пока ни на один из моих вопросов.
– Слушай, а… А тебе вообще это зачем? Ты вообще кто? – осторожно спросил Некрасов.
– Не твое дело. Скажу только, что работаю на Савельева. Но это неважно. Важно то, что в номере, где ты был вместе с Челидзе, произошло убийство. И ты с места преступления скрылся. Так что вот о чем подумай и говори только правду и ничего, кроме правды.
