Война, мир и книги - страница 2

Это была одна из древних форм глобализации, спонтанно охватившей пространство между Атлантическим и Тихим океанами. Именно так – через разнообразие, конкуренцию, конфликт и поиски форм сотрудничества – и рассматривается в книге история нашего региона мира. «Новая имперская история» понимается как история складывания сложного, гетерогенного общества, а отнюдь не история одного конкретного народа или одного конкретного государства (в Северной Евразии их насчитывается даже не десятки, а чуть ли не сотни). «Имперская ситуация» есть ситуация сложности, соседства и взаимодействия. Здесь нет места той мифологизированной единой и вневременной имперской силе, которая пронизывает большинство популярных вариантов российской историографии. Империя – это только «способ упорядочения человеческого разнообразия и управления им», причем таких способов много. Они вырабатываются и меняются в ходе исторического творчества людей, заимствуются, адаптируются и перепридумываются. История страны не может быть одой великой династии, единственно верной идеологии, величайшей культуре, лучшему народу на Земле и т. п. Она возможна только как «история людей, самостоятельно ищущих ответы на универсальные проблемы в уникальных обстоятельствах».

Первый том монографии охватывает тысячелетие с VII по XVII века, начинаясь Хазарским каганатом и завершаясь Московским царством первых Романовых. Именно в хазарские времена на рассматриваемых территориях впервые «появляются политические образования, осваивающие пространства, а не приспосабливающиеся к ним». Запускается оригинальный процесс государственного строительства, вовлекающий эти полуизолированные территории в общемировой исторический процесс. Стержнем его стало взаимодействие земледельческих и кочевых народов в разных формах – от разорительных набегов до тесного сотрудничества. Хазары, в отличие от многочисленных предыдущих кочевнических конфедераций, столкнулись с проблемой в виде Арабского халифата. Решить ее привычными для Степи способами – интеграцией арабов в свой каганат или собственной интеграцией в их халифат, то и другое без особых внутренних изменений, – они не смогли. Пришлось меняться, и всерьез! Вектор изменений – «развитие государства как механизма поддержания социального порядка путем перераспределения внутренних ресурсов» (а не просто грабежа и набегов). Это потребовало установления налоговой системы (вещь для кочевников почти невозможная), огромных преференций для транзитной торговли, строительства городов в Степи и даже принятия иудаизма как государственной религии.

Полуцентрализованный Хазарский каганат интересен тем, что его правители «создавали новые формы государственности, не имея возможности использовать опыт предшественников, покоренных или добровольно принявших новую власть». В качестве моделей для заимствования использовался опыт соперников и соседей – Византии и Арабского халифата. Но прямое копирование было невозможным ввиду огромных различий культурного и хозяйственного плана, а также острых военно-политических противоречий с великими соседями (отсюда экзотический выбор религии). В результате такого исторического творчества возникло «совершенно самобытное политическое образование Северной Евразии». Это был огромный прорыв, ведь прежде на этих землях никто и никогда «не собирал налоги с целью финансирования общественно значимых работ, не пытался править четко ограниченной территорией и не описывал общество иначе как в категориях родственных связей или племенного единства». Хазарская модель была переходной, гибридной, новаторской и по разным причинам долго не просуществовала, но начало было положено. Дальше стали возникать другие ранние государства. Одно из них по мере развития приняло в качестве государственной религии ислам (Волжская Булгария), другое – христианство (Русь). Последнюю авторы называют «Роуськой землей», стремясь подчеркнуть такую особенность ее формирования, как широко известное «призвание варягов», или «роуси».