Гитлер, как авторитарный национальный вождь, не нуждался в одобрении своих политических мероприятий свободно избранными народными представителями и не боялся их осуждения, предпочитая идти на риск военного решения вопросов, нежели вступать в трудные и зачастую приносившие разочарование переговоры. Причем в правомерности такого подхода его убеждали успокаивающие быстрые успехи первых военных лет. Они были слишком убедительны и после первых переговоров с советским партнером, на которых проявились твердые позиции русских, побуждали Гитлера не идти дальше дипломатическим путем, а решить все проблемы силой. До сих пор остается открытым вопрос, насколько широко в таком поведении Гитлера проявилась очевидная одержимость, которая, как показывает история, была присуща ряду политических властителей, его убежденность в том, что он призван еще при жизни выполнить предназначенную ему «миссию», которую никто другой закончить не в состоянии.
Ощущение, что в скором времени он окажется на грани, за которой дальнейшие уступки Германии будут невозможны, сподвигло Гитлера найти решение проблем с помощью находящейся на вершине своей мощи и закаленной в боях армии. Ему наверняка казалась заманчивой перспектива наряду с устранением сиюминутных политических трудностей навсегда уничтожить еще и Советское государство. Ведь оно представлялось ему постоянной угрозой для его политики построения «великого германского рейха». К тому же военный успех на Востоке сделал бы Германию экономически независимой, гарантировал бы ее неуязвимость и облегчил бы создание «германского восточного пространства», которое Гитлер яростно пропагандировал во времена «своей борьбы» в качестве цели национал-социалистической партии.
Непоколебимая уверенность в боевой мощи германской армии и убежденность в том, что на европейском Востоке он призван исполнить «народную миссию», заставили Гитлера задуматься о военном походе еще во время первого кризиса доверия к советским партнерам по договору. Уже 29 июля 1940 года начальник оперативного отдела оперативного управления вооруженных сил, переименованного в августе 1940 года в штаб оперативного руководства Верховного командования вермахта, генерал Йодль[6] довел до своих сотрудников мысли Гитлера о взаимоотношениях Германии с Советским Союзом.
Он передал офицерам слова Гитлера о том, что военное нападение на потенциального противника предстояло осуществить для того, чтобы в ходе войны навсегда искоренить «постоянную большевистскую угрозу», заявив, что, по мнению фюрера, данная военная кампания неизбежна. Для осуществления же этого замысла требуется только благовидный предлог.
Основания для нападения дало советское правительство, осложнив быстрое и приемлемое решение возникших в ходе политических изменений спорных вопросов, заключив в апреле 1941 года договор о взаимной помощи с Югославией[7], которой грозило немецкое вторжение, а также начав значительную концентрацию сил Красной армии в восточных областях Советского Союза. Тем самым Гитлер получил требуемое ему оправдание перед собственным народом и мировой общественностью. Вскоре он заявит, что нападение Германии на СССР являлось упреждающим ударом, чтобы выбить оружие из рук изготовившегося для нападения противника. (7 апреля 1941 года Гальдер[8] в своих дневниках отмечал увеличение численности советских войск в западных областях СССР на десять дивизий, подчеркивая, что армия Советского Союза, насчитывавшая уже около 170 дивизий, стала слишком велика для мирного времени.)
