Они поднялись на холм в сумерках. Берт стремился проехать как можно больше, прежде чем включить, если она еще зажжется, фару и сигнальные огни. Мотоцикл с коляской на прицепе проскочил мимо группы велосипедистов и старомодного четырехколесного автомобиля со спущенным колесом. В клаксон набилась пыль, и гудки приобрели странную, забавную хрипотцу. Чтобы развлечь друзей и привлечь к себе внимание, Берт то и дело давил на него. Эдна в тележке покатывалась со смеху. Другие участники дорожного движения воспринимали их лихую езду по-разному – в зависимости от темперамента. Эдна заметила, что из подшипников на уровне ступней Берта пополз синеватый вонючий дымок, но приняла его за естественный сопутствующий эффект работы мотора, как вдруг оттуда вырвались желтые язычки пламени.
– Берт! – закричала она.
Берт нажал на тормоза так резко, что Эдну швырнуло ему на ноги. Девушка отошла на обочину и торопливо поправила съехавшую при падении шляпку.
– Ух ты! – вырвалось у Берта.
Несколько роковых секунд молодой человек стоял и смотрел на капающий бензин и на то, как ширится и растет пламя, завонявшее жженой эмалью и горящим маслом. Первым делом он с грустью подумал, что мотоцикл следовало продать еще год назад, пока на него был спрос, – мысль, конечно, хорошая, но в сложившихся обстоятельствах бесполезная. Он резко повернулся к Эдне.
– Нужен мокрый песок!
Берт отвел мотоцикл на обочину, положил его набок и сам принялся искать мокрый песок. Огонь с благодарностью воспользовался шансом и сполна его использовал. Пламя, казалось, становилось все ярче, а сумерки вокруг все гуще. На шоссе и обочине в избытке валялись мелкие камни, однако песка нигде не было видно.
Эдна остановила велосипедиста, толстого коротышку.
– Нам нужен мокрый песок, – сообщила она. – У нас мотор загорелся.
Толстяк бестолково уставился на нее, затем, понятливо пискнув, начал сгребать мелкие камни. Подъехали и остановились другие велосипедисты, на их освещенных пламенем лицах отражались удовлетворение, заинтересованность и любопытство.
– Мокрый песок, – приговаривал толстяк, неуклюже загребая руками, – мокрый песок.
Один из велосипедистов стал ему помогать. Они швыряли с трудом собранные пригоршни сухой придорожной грязи в огонь, который охотно ее проглатывал.
Их догнал отчаянно жмущий на педали Грабб. Он что-то выкрикивал. Спрыгнув с велосипеда, Грабб сунул его в живую изгородь.
– Только не лейте воду! – потребовал он. – Не лейте воду!
Грабб с ходу взял на себя командные полномочия и начал распоряжаться. Остальные с готовностью повторяли его слова и подражали его действиям.
– Не лейте воду! – выкрикивали они, хотя воды ни у кого не было.
– Сбивайте пламя, дурачье! – орал Грабб.
Он выхватил из прицепа австрийский плед (зимой служивший Берту одеялом) и попытался погасить горящий бензин, сбивая пламя. Несколько волнительных секунд казалось, что он вот-вот одержит верх. К сожалению, Грабб лишь разбрызгал горящий бензин по дороге. Остальные, зараженные его энтузиазмом, бросились делать то же самое. Берт схватил лежавшую в коляске подушку. Там же нашлись еще одна подушка и скатерть, их тоже пустили в ход. Какой-то юный герой присоединился к борьбе с огнем, стащив с себя куртку. На несколько минут разговоры замерли, раздавались только пыхтение да частые шлепки. Флосси, подъехавшая к толпе, воскликнула: «О господи!» – и во весь голос разревелась.
