Пожилой господин долго не перебивал его, прежде чем радостно сообщил:
– Я глух как тетеря… Скверные дела.
Вниманием завладел розовощекий мужчина в соломенной шляпе.
– Я спас переднее колесо, – заявил он. – Оно бы тоже сгорело, если бы я его все время не крутил.
Все удостоверились, что так оно и было. Переднее колесо с уцелевшей покрышкой все еще медленно вращалось посреди искореженных останков мотоцикла. Такое сознание собственной добродетели и безукоризненной респектабельности, как на физиономии розовощекого мужчины, можно было встретить разве что на лице сборщика арендной платы в трущобах.
– Колесо, поди, целый фунт стоит, – набивал себе цену розовощекий. – Я все время его крутил.
Зеваки начали подходить и с южной стороны, задавая извечный вопрос: «Что случилось?», испытывая терпение Грабба. Часть толпы, направлявшаяся в Лондон, однако, начала редеть. Люди возвращались к своему колесному транспорту с удовлетворенным видом зрителей, наблюдавших драму из первых рядов. Голоса и смех по поводу того или иного запомнившегося момента растаяли в сумерках.
– Боюсь, что мой брезент несколько пострадал, – сказал владелец автомобиля.
Грабб признал, что ему виднее.
– Больше я ничем не могу вам помочь? – спросил господин в автомобиле с подозрительным оттенком иронии.
Берт встрепенулся:
– Погодите! У меня здесь девушка. Если она не вернется домой к десяти, дверь будет заперта. Понимаете? Мои деньги остались в кармане пиджака, все перемешалось с обгоревшими ошметками и еще не остыло. Вам в Клапем не по пути?
– Нет ничего невозможного, – заметил господин в автомобиле и повернулся к Эдне. – Мне будет очень приятно, если вы согласитесь с нами поехать. Мы в любом случае уже опоздали на ужин, так что можно сделать крюк и через Клапем. Нам еще надо до Сербитона как-нибудь добраться. Боюсь только, что ехать мы будем не очень быстро.
– А как же Берт? – спросила Эдна.
– Я не уверен, что у нас найдется место для Берта, – сказал водитель машины. – Мы страшно сожалеем, что не можем выполнить вашу просьбу.
– А это все вы не могли бы прихватить? – Берт обвел жестом погнутые, почерневшие обломки на земле.
– Я жутко сожалею, но боюсь, что не могу, – ответил господин с оксфордским выговором. – Жутко сожалею.
– Значит, придется здесь пока посидеть, – констатировал Берт. – Я что-нибудь придумаю. А вы, Эдна, поезжайте.
– Я не хочу бросать вас одного, Берт.
– Вы мне ничем не поможете, Эдна.
Последнее, что она увидела в сгущающихся сумерках, была фигура Берта в обугленной, почерневшей рубашке. Юноша стоял в грустной задумчивости, созерцая железные обломки и пепел покойного мотоцикла. Толпа зевак сократилась до полудюжины человек. Флосси и Грабб тоже готовились покинуть место происшествия.
– Выше голову, Берт! – крикнула Эдна с напускной бодростью. – До свиданья!
– До свиданья, Эдна!
– До завтра!
– До завтра, – откликнулся Берт, не подозревая, что объедет полмира, прежде чем снова ее увидит.
Берт принялся зажигать спички из чьей-то коробки и разыскивать среди обугленных обломков потерянную монету в два с половиной шиллинга. На его лице застыла маска серьезности и меланхолии.
– Как жаль, что все так получилось, – напоследок сказала Флосси, уезжая с Граббом.
Берт наконец остался почти в полном одиночестве – почерневший образ Прометея, подарившего огонь людям и от огня же принявшего проклятие. В голове Берта бродили расплывчатые мысли о том, чтобы взять напрокат тележку, каким-то чудом сделать ремонт, что-то выручить за единственную уцелевшую ценную деталь. С наступлением ночной темноты он понял всю тщету этих намерений. К Берту подкралась неприглядная правда и своей неопровержимостью остудила его пыл. Он взялся за руль, приподнял мотоцикл и попытался толкать его вперед. Сбылись худшие опасения: заднее колесо со сгоревшей шиной безнадежно заклинило. Оцепенев от горя, Берт постоял минуту, удерживая мотоцикл в вертикальном положении, затем, пересилив себя, сбросил обугленный остов в кювет, пнул его напоследок ногой, еще немного подумал и решительно повернул в сторону Лондона.
