Настала суровая зима 1941 года. Скрытая, незаметная жизнь текла во всех окрестных поселках Селецкого сельсовета. Чинили над народом расправу оккупанты и их приспешники из числа вернувшихся кулаков, судимых лиц и различного злодейского сброда.
Быстро приходят вести на селе, каждое из них связано друг с другом, родственными, житейскими, хозяйственными связями. Вот и приходят тревожные сообщения: в такой-то деревне забрали и ничего о нем больше неизвестно, в другой – расстреляли, в третьей – допрашивают и пытают. Люди стали недоверчивы и осторожны, ведь неизвестно, кем может обернуться даже твой сосед…
Уходили из жизни прежде всего активисты Советской власти, организаторы колхозов, партийные и комсомольские работники, а также их семьи.
Дошла очередь и до моей семьи. Как-то в декабре 1941 года, несу морозным утром воду из колодца, готовлю семье завтрак, топлю печь. Смотрю, останавливаются у моих ворот две санных упряжки. Выходят из возков начальник полиции Спепан Илясов и его братия: Николай Губарь, Анта Хурсевич, Костик Елишевич, Андрей Боровик, Костик Сивец – все при оружии, с утра под «мухой».
Все, думаю, конец всем нам сейчас будет. Быстренько прибежала в хату, детей малых на печь, а сама встала у печки, да так, с ухватом, которым горшки и чугуны из печи вытаскивают, и встретила ранних гостей.
Первым ввалился Илясов, в полушубке, пистолет на боку, кинжал за голенищем.
– По твою душу пришли, хозяйка. Где оружие, которое ты прячешь? Возможно и муж не успел драпануть в лес, по имеющимся сведеньям, он на ночь приходит домой? Какие-то сомнительные личности тут шастают в сумерках. Встречаетесь с кем-то, а может, и замышляете что-либо? – заорал Илясов с порога.
– Так, вон оно что! – Отлегло у меня от сердца. За мужиком пока что пришел и за оружием. Обыскивать и допрашивать будут, ну, к этому мы готовы. Ищите, пройдохи, не найти вам тут ничего. А сама говорю: «Глядите, найдете что – забирайте».
– Обыскать все, – командует Илясов. – Двоим проверить все в сарае и погребе. Да смотрите мне, хорошенько штыками сено исследуйте, возможно, на день в сеновал идет, в лесу-то таким морозищем окоченеешь, – сделал он предположение о возможном месте укрытия моего мужа.
– Нет хозяина, нет его уже совсем в живых, – старалась я убедить этого жестокого ублюдка, так как уже точно знала, что муж погиб в бою под Брянском.
– В Селецке нам одна тоже так голову морочила, но когда поискали хорошенько, взяли, да еще с запасом гранат и винтовок…
«Ищите, ироды, ищите, если только это ваша задача. Может и пройдет несчастье мимо», – думаю я, и с ухватом в руках иду то к одному, то к другому с объяснениями. Из куфра – сундук у нас так назывался, где складывался весь скарб наш крестьянский – из этого сундука уже половина всякой – всячины была выброшена на пол одним старательным полицаем. Другой поролся в постелях, заглядывал под кровати, простукивал пол.
– А это, что такое? – Полицай извлек из сундука красную девичью шляпку. Эту шляпку подарила дочери Софии сестра мужа, работавшая до войны в Минске. Она лежала в сундуке как смешная и модная реликвия. В деревне таких не носили.
– Смотри хорошенько, красный флаг может быть где-то на дне, – пришла мысль Илясову в связи с красным цветом головного убора.
– Возьмите своей молодой жене. Ей будет очень к лицу эта шляпка, – предложила я подарок Илясову. Напоминание о молодой и красивой жене слегка смягчило начальника полиции. Видимо, он представил ее головку в этом «партийном», красном уборе.
