Vozdooh - страница 8

Подгнило что-то в Датском государстве.

В. Шекспир. Гамлет, акт 1, сцена 4

«Не принц» датский

Я вернулся в Данию и пошел в новую школу. Она была лучше, чем та, первая: здесь было много иностранцев и все говорили на английском. Мы жили в центре, я ездил в школу на велосипеде. Вообще, Дания – страна велосипедистов.

Кончилось время крутого парня Феди. В Дании я был просто еще одним приезжим. Со мной все было не так по датским меркам: я не так одевался, у меня был непонятный юмор (я пытался переводить наши шутки на английский), были совсем другие ценности, и я не очень ладил с ребятами в классе.

Самым страшным было опоздать в школу и зайти в класс, когда урок уже начался. Мне легче было пропустить целый урок и прийти в перемену. Казалось бы, что такого, все дети иногда опаздывают в школу. Но в Дании действует «закон Янте». Не спрашивайте, что это за фигня, я сам долго не мог понять. Это как коммунизм, который исходит не от власти, а от людей. Суть его – «социальное равенство», в том смысле, если ты как-то выбиваешься из общей массы и нарушаешь правила, тебе дадут понять, что остальным это не нравится. Наказание за нарушение – всеобщее презрение. Если я опоздал, значит, я особенный, я выделяюсь, и весь класс обязательно это комментирует, оборачивается и осуждающе смотрит на тебя.

Еще каждое утро было собрание, называлось Morgen Sang, что означает «утренняя песенка». Руководил этим мероприятием пузатый учитель немецкого, редкостный гандон и псих. Я его просто не переносил, и он меня тоже. Я специально опаздывал, так как не любил петь песенки, особенно на датском языке, который не понимал и на котором еще не говорил. Иногда песенки были на немецком, что тоже не повышало моего желания их петь.

Сначала я опаздывал, потом начал прогуливать уроки. Мама тогда работала в садоводстве, она вставала очень рано и ехала километров так двадцать на велосипеде, туда и обратно каждый день. Перед выходом из дома она будила меня, и я уже сам по себе собирался и уходил. Я умудрился прогулять больше месяца, подделывал записки от мамы, будто бы болею, а сам гулял по городу. Катался на велосипеде, ходил по магазинам (меня уже знали все продавцы, так как денег у меня не было, и я ничего не покупал), в общем, наслаждался жизнью. Конечно же, бесконечно так продолжаться не могло, в какой-то момент маме позвонили из школы, и я попался. Возвращаться туда было еще страшнее, чем опаздывать каждый день. Я кое-как доучился тот год, при том что мой уровень английского и математики был значительно выше, чем у одноклассников, несмотря на мои плохие успехи в России. Но, к моему большому сожалению, директор школы решил, что меня надо оставить на второй год, и те несколько друзей, которые у меня все-таки появились, перешли в седьмой класс. Никуда не уйти от баланса, по крайней мере мне: в Петербурге я перескочил из третьего класса в пятый, зато в шестом мне пришлось просидеть два года.

Мое имя в России мне не доставляло никаких неудобств, хоть оно и не особо распространено среди моих сверстников. Но датчанам мое имя – Федя – просто никак, ну никак не выговорить, я уже не говорю про фамилию. Меня дразнили и как только не называли: Федия, Феджя, Фейдья – и все потому, что я отказывался называть себя на датский манер – Теодор, ни за что! Моя фамилия – Кузнецов, в паспорте она написана как Kouznetsov. С ней было все намного хуже, никто вообще не мог это прочитать. Мое имя уродовали и искажали почти каждый день, и моя самооценка крутого пацана из Питера со временем превратилась в самооценку тихой серой мыши, которая сидела и не высовывала нос из норки.