Возлюбленная графа. Художник Юлия Рахманюк - страница 4



– А вот это его отец, августейший Александр Вудсток, – они перешли к другому портрету.

С этого портрета на них взирал человек еще с более надменным взглядом зеленых глаз. Мейбл, глядя на эти портреты, поняла, что зеленые глаза – это фамильная черта Вудстоков, которую она и унаследовала вместе с состоянием.

От взгляда этого человека у Мейбл побежали мурашки по коже. Похоже, эта семейка считала себя властелинами мира сего, а простых людей – просто грязью под ногами. Мать Мейбл была дочерью обедневшего графа, не удивительно, что родители ее отца были против такого союза.

После этого последовали еще портреты многочисленных членов семьи покойного герцога Фоули. Все они были надменные и высокомерные аристократы. И все холодно взирали с портретов. Среди всей этой галереи была лишь одна милая женщина – тетя отца Мейбл, сестра матери. Ее голубые глаза смотрели по-доброму, а легкая улыбка озаряла красивое лицо.

– Ну а теперь прогуляемся по первому этажу, – произнес граф, и они спустились вниз.

Там находилась музыкальная комната, где стоял белый рояль и несколько арф. Мейбл тут же уселась за рояль, ее пальцы коснулись клавиш.

– Вы умеете играть, мисс Хоксуорт? – поинтересовался граф, услышав прекрасную мелодию.

– Меня мама научила, – отозвалась Мейбл и вскоре запела. Ее приятный голос заполнил всю комнату и разбудил неведомые чувства Генри.

До этого ему казалось, что он прожженный циник, пустой и умеющий лишь напиваться, но Мейбл доказала, что и прекрасное ему не чуждо. Он слушал голосок своей «суженой» и наслаждался им и прекрасной мелодией. Его мать не играла ни на каком инструменте, да и голос у нее был грубый. Даже одну песню в ее исполнении граф бы не выдержал. Единственное достоинство, которое было у герцогини, – это выращивание цветов. Эти прекрасные растения радовали глаз и нос. Герцогиня по часу пропадала в оранжерее и возилась со своими розами.

– Прекрасная песня, – граф был тронут таким произведением искусства, – я бы послушал еще что-нибудь в вашем исполнении, мисс Хоксуорт.

– Тогда я спою вам песню под названием «Белая роза любви».

– Я готов слушать что угодно, мисс, – и граф поцеловал ей ручку, – лишь бы в вашем исполнении, лишь бы слышать ваш голос.

Щечки Мейбл порозовели, и ее пальцы снова коснулись клавиш. В комнате снова раздалась прекрасная мелодия вместе с ангельским голоском Мейбл. Эта песня была о двух влюбленных. Но неожиданно между ними встал третий и захотел разлучить влюбленных и жениться на прекрасной Эмили. Между двумя джентльменами состоялась дуэль, и влюбленный погиб. А девушка, из-за которой была эта дуэль, носила погибшему возлюбленному на могилу белые розы.

– Вы знаете такие проникновенные песни, – растрогался граф, – у меня просто сердце замирает.

– Ее написал мой старый друг, поэт и композитор, – поведала ему девушка, – а эта история произошла с его кузеном и лучшим другом.

– Я весьма сожалею, – проговорил Генри, – это такое горе – терять своих близких.

Хотя ему было неведомо, что это такое. Он никого не любил и ни к кому не был привязан. Разве что только к бутылке. Она заменяла ему все радости жизни. Он не печалился, когда умер отец, и не будет печалиться, когда его матушка отдаст богу душу. Такие ублюдки, к сожалению, заполонили некую долю земли и живут в свое удовольствие, мучая родных и доканывая их до полного изнеможения.

Герцогиня помнила, как несколько раз ее дражайший сынок в пьяном виде поднял на нее руку и мог бы убить, будь у него под рукой пистолет. Он ни о чем не жалел. Кричал, что его мать сама виновата: не нужно его тревожить, когда он в таком состоянии. Граф говорил, что ему нет проку от этой старой карги, которая все время учит жизни и говорит, что можно делать, а чего нельзя. Он до смерти устал от поучений. И потому каждый раз после их ссор он уходил из дома и напивался где-то в мужском клубе, а потом посещал дома терпимости. Вся его одежда пропитывалась спиртным и приторными духами.