– Я занята, – пожала я плечами. – Буду держать свои мысли при себе.
– Обещаешь? – попросил Эндрю. Мика пихнула его в бок. – Что?
Я промолчала и, развернувшись, направилась к фургону, чтобы забрать оттуда последнюю пару букетов. Ты сможешь держать себя в руках, говорила я себе. Ты профессионал своего дела.
Я ставила на столы последние лейки с подсолнухами, когда ко мне подошла Кэролайн с листком желтой бумаги.
– Это игра! – радостно пояснила она. Голос у нее так и звенел от предвкушения.
Точно. Я и забыла, что на бранчах в честь Дня матери всегда проводились какие-нибудь игры. Заголовок в верхнем углу страницы гласил: Мамы и дочки, насколько крепки ваши семейные узы? Дальше следовал длинный перечень вопросов: от любимой еды и любимых фильмов до привычек и вечерних ритуалов.
– С одной стороны отвечаешь за себя, с другой – за маму или дочь, – объясняла Кэролайн, – а потом сопоставляешь ответы. Те, у кого будет больше всего совпадений, выиграют наш ежегодный приз!
– Подарочный сертификат в «Барбекю Хэнка»?
– Разумеется.
Да уж, поход на барбекю – что может быть связано с материнством больше? Но судить слишком строго я не могла. Сама, наверное, выбрала бы подарочный сертификат в спа, но в нашем городке никакого спа не было. Ближайшим из всего, что приходило в голову, был ногтевой салон, но и тот находился только в получасе езды.
– Весело, правда? – спросила Кэролайн.
– Да, думаю, будет весело. – Я отдала ей опросник.
Напоследок она прошлась между столами, рассматривая плоды наших трудов.
– У нас ведь в фургоне еще остались цветы, верно?
– Да, – ответила я.
– Хорошо, потому что стол с едой тоже неплохо было бы как-то оформить. Сможешь отрезать стебли у дюжины подсолнухов и разложить цветки между жаровнями?
Я кивнула.
Подсолнухи стояли в большом ведре в заднем углу фургона. Я достала один и развернула его цветком вниз, чтобы отрезать стебель, затем отложила в сторону и достала следующий цветок. Слегка встряхнув его и разгладив лепестки, я покрутила стебель в руках. Лепестки затрепетали и вытянулись, как крошечная цветочная балерина. Перед глазами пронеслась картинка: по сцене, усыпанной лепестками, порхает дюжина балерин в ярко-желтых воздушных пачках и пуантах, от которых вверх по ногам вьются яркие ленты. Я тряхнула головой: слишком легко отвлекаюсь.
Закончив свою миссию по обезглавливанию подсолнухов, я понесла пятнадцать цветков к столу с едой. Мика с Эндрю хохотали над какой-то шуткой.
– Да ты врешь, – говорила Мика.
– Не вру, – отвечал Эндрю.
– Докажи.
– Что, думаешь, я это фотографировал?
– Ты все фотографируешь.
– Ты что, издеваешься над моими навыками фотографа?
– Нет, навыки у тебя что надо. Я издеваюсь над количеством твоих фотографий.
– Это для дела, – запротестовал Эндрю.
– Как скажешь, – ответила Мика. – Соф, – обратилась она ко мне. Я успела выложить на стол три цветка и раздумывала, нормально или глупо они смотрятся.
– Что?
– Голосуй.
– За что? – Неужели она думала, что я что-то поняла из их разговора?
– Эндрю сказал, что засунул язык в одну из зажженных топливных канистр.
– Да, – ответила я.
– Что – да? Ты думаешь, он правда это сделал? Там же миллион градусов. Огонь синий!
– Да, – повторила я.
– Видишь, она мне верит, – сказал Эндрю.
– Да, я верю, что ты достаточно глуп, чтобы это сделать.
Мика расхохоталась, но потом надула губы.
– Соф. Это было жестко. – И она снова рассмеялась.
