– А давай Стаса подключим и Кузовлева, я попрошу узнать по своим каналам все возможное. Конечно, ничего мы сами не сможем раскрыть, но, быть может, удастся хоть чем-то помочь. Уж очень соседку жаль, и насколько я знаю ее родителей, они очень приличные люди. Сомневаюсь я, что у них были враги, готовые пойти на убийство. Не любить их, конечно, могли, но не настолько.
– Давай попробуем, я с ним сейчас поговорю, он на крыльце сидит и, похоже, уже решил заняться самостоятельным расследованием.
– Постой, Федь, не надо пока, вам и так опять ночь не спать придется. Боюсь, с Инной и Натальей Игоревной еще придется повозиться. А утром, когда в Москву поедете, тогда и поговоришь. Как он успевает со вторым институтом? Учится?
– Не то слово, он заканчивает четвертый курс, скоро будет юристом, только год остался. И когда только успевает, работы, правда, на фирме сейчас не много, да только и зарплаты не густо. Я все вспоминаю, как Кудасова, ой, Дубровина то есть, меня предупреждала, что на фирме попахивает «началом конца». Права она была, чуть больше двух лет как уволилась, и ее слова сбываются, дело к закрытию фирмы идет, не иначе.
– Хочешь, поговорю в институте? С твоим послужным списком ты вполне можешь претендовать на должность преподавателя, а у нас вроде двое уходят из преподавателей, но это еще не точно.
– Спасибо, отец, подумаю.
В это время в комнату вошел порядком промерзший Стас.
– Как наши дамы, Федь?
– Плохо, но отец верно сказал, все разговоры завтра утром, на свежую голову. Кстати, пап, завтра – воскресенье, так что мы со Стасом через день утром уедем. А завтра мы с вами устроим «совет в Филях», когда проснемся.
На следующий день, с утра пораньше, когда еще все в доме спали, Олег Петрович сходил к соседке, живущей в доме на противоположной стороне улицы, и спросил, кто может убраться в доме, где произошло убийство.
– Так тетя Клава и уберется, вот приедет от дочери из больницы, она ведь всегда на пару дней ездит, и уберется. Она везде старается подработать, внучку-то растить надо!
– Я никогда не спрашивал, что у нее с дочерью? Сколько помню, все она к дочери ездит, а это уж года два продолжается.
– Так в «психушке» у нее дочь-то. С того самого пожара, как деревня сгорела, она и сошла с ума. Тогда у нее и муж, и брат, и сын средний погибли, еще и маленькая дочка, грудная совсем, Юля ее только родила, задохнулась в дыму, вот и не выдержала она, с ума сошла. Тетя Клава говорила, как тогда села, замолчала, перестала всех узнавать, так до сих пор и сидит, ничего не помогает. – Соседка горестно вздохнула и добавила: – Вы, Олег Петрович, больше никого не просите, дайте ей подработать, она ведь одна ребенка тащит.
– У нее вообще больше никого нет?
– Есть самый старший внук, брат вон рядом с вами живет. Но внук остался в армии, вы, видно, не помните, он год назад приезжал, мать навестил, но тетя Клава говорила, что та и сына не узнала.
– Печально это все, только вы не волнуйтесь, я никого не буду больше просить.
Дома Олег Петрович застал Федора с приятелем, собирающихся садиться за стол.
– Садись, пап, пока все горячее, я блины разогрел. Наши гостьи пока не вставали, и мы решили их не будить.
– Правильно сделали, – усаживаясь на свое место, проговорил Ямпольский. – Так что мы с вами, мальчики, можем сделать, чем помочь, чтобы весь этот кошмар наконец разъяснился? Не очень-то я местным доверяю.
