Возведем маркиры к бою - страница 3

Я любил её, узнавая. Я искал забытые точки. Трогал пальцами и губами, восстанавливал с ними связь. Я не верил, что это возможно – ощущать каждой клеточкой тела безвремённость любви и близость, отрицаемую на словах.

Всё теперь казалось возможным. Мы упали, вернулись в «раньше», где остались больше собою, чем в реальном «сейчас и здесь». Все ошибки можно исправить. Все обиды стереть. И снова верить в лучшее и пытаться склеить «вместе», любить и жить…

Проводив её до дверей (Кира хотела побыть одна, чтобы «прийти в себя»), я завис в пространстве тамбура и закурил. Я не мог совладать с собою. В голове и нервным пульсом под кожей стучали огромные тяжелые вопросы. Что же ДАЛЬШЕ? Что МНЕ делать? С чего начать? Могу ли я принимать решения САМ, ОДИН?

Неотвратимость перемен не поддавалась сомнениям. Я и страшился, и ждал их с тревожным нетерпением. Казалось, какая-то неизвестная энергия, бурлившая до времени где-то глубоко внутри, вдруг поднялась и грозила разом прорваться наружу… Поднося к губам очередную сигарету, я заметил: рука дрожит, – и тихо рассмеялся.

В этот момент в двери раздался скрежет ключа. И, поворочавшись вхолостую, смолк. Кажется, я забыл запереть замок. В проеме появился возбужденный Боба.

– О! П’ивет, б’о^>4! Ты не повe’ишь, кого я сейчас вст’етил у подъезда!!!!

– Надо думать, слова «парадная» ты намеренно избегаешь из-за своей ка’тавости?

Боба на пару секунд завис, осмысляя мой недружелюбный выпад, но махнул рукой:

– А, забей! Я вст’етил дамочку из того лите’ату’ного кафе! П’едставляешь? Инте’есно, что она тут забыла?

– Действительно. Интересно.

– Что-то ты не выглядишь удивленным.

Боба с подозрением уставился прямо мне в лицо.

– Погоди-ка, погоди-ка… а ты случайно не…

– Не знаю, о чём ты.

– Да как же! ’езко так увлекся лите’ату’ой, потащил меня на это сбо’ище ’ифмоплетов. Потом слился по пути домой…

– Пффф. Эркюль Пуаро – не иначе!

В ошеломляющей догадке Боба молниеносно сбросил кеды и двинул в мою комнату.

– Куда это ты направился?

Я рванул за ним.

Застыв над раскуроченным нутром кровати, Боба качал головой:

– Ну, ты – жгу-у-у-чий пе’ец, б’о!

Он явно намеревался выдать еще парочку одобрительных рецензий в мой адрес, но я резко дернул его за локоть.

– Иди ты, знаешь куда?

– Ладно, ладно… Пошли чайку выпьем или чего там?

Разливая успокоительный и примиряющий пуэр по чашкам, Боба начал новый заход:

– Так чего у тебя: новая любовь? Все се’ьёзно?

– Нет. В смысле не новая.

– Ста’ая значит?

– Старая.

– А насколько ста’ая? Когда вы познакомились?

– Двадцать седьмого мая две тысячи первого года…

Да, я помню точно. 27 мая 2001 года. Это был День Города. Надвигались последние беззаботные каникулы перед одиннадцатым классом. И, нисколько не переживая за школьные экзамены, мы с друзьями отправились на Невский.

Немного потолкались среди гуляющих и осели в дешёвой и многолюдной «Барракуде» на углу. Каким-то чудом нам достался свободный столик. Купили в складчину одну пиццу и бутылку колы, – такие уж у школьников скромные возможности – расправились с едой за пять минут и сидели, пялились в окно.

И тут один парень из нашей компании, недавно переведённый заботливой мамашей в «нормальную школу», усмотрел своих новых одноклассниц.

Девчонки как девчонки, вроде и выглядят поскромнее наших. Подошли к столику, поздоровались, с парнем этим в щеки расцеловались. Тот аж пунцовый стал от гордости и предложил присесть с нами. А присесть-то и некуда! Свободных стульев нет. А нам ради его одноклассниц вставать не охота.