«Девочки, вам кофточки не нужны недорого?» – спросил звучный поставленный голос. На пороге ординаторской стояла цыганка. Пользуясь секундным замешательством, она втащила свой баул, расстегнула молнию и стала доставать одну за другой цветастые трикотажные изделия. «Не надо нам ничего!» – строго отозвалась из угла старшая сестра. Но было поздно. Жадные взгляды медсестер уже вовсю пожирали мелькающие в руках цыганки яркие наряды. «А вот эта сколько? – спросила высокая, как каланча, медсестра, – а эта?» И вот уже медсестры облепили искусную продавщицу, продолжавшую нахваливать свой товар. «А ну-ка перестаньте! – рявкнула из угла старшая сестра, – кто вас сюда пустил? Это же больница, а не базар! Сейчас главврач увидит…» «Все, все… я ухожу уже, – ответила тут же хитрая цыганка, пряча свой товар назад в баул. – Если что, девочки, я еще здесь, на территории буду», – обратилась она вполголоса к своим покупательницам и вышла. «И как они только сюда попадают?» – спросила как бы саму себя моя усатая медсестра, покачивая головой. «Как-как… – ответила ей из угла старшая, удостоверившись, что объект ее ненависти успел скрыться, – автобус же ходит. Люди в поселке наивные, вот они и мотаются сюда со своим барахлом».
Я получил свою порцию препаратов и вышел. В коридоре я обогнал цыганку, которая, волоча за собой свой баул, заходила во все палаты подряд. Было видно, что для этого предпринимателя закрытых дверей не существовало и вовсе – цыганка, казалось, смогла бы пройти и сквозь стену, если бы захотела. Улыбнувшись этой своей догадке, я дошел до моей палаты, оставил там лекарства и, спустившись вниз, вышел на улицу.
Поселок начинался сразу за оградой, но это был уже совсем другой мир. Зажатый в ущелье между двух скал, он напоминал какой-то оазис с зелеными насаждениями, колодцами и уличными торговцами. Разве что по улицам вместо верблюдов вальяжно бродили коровы, лениво разглядывая приезжих. Запах коровьего помета соответственно добавлял местной атмосфере какую-то изюминку. Все было настолько естественно и просто, что казалось родным и близким. Я прошел центральной улицей и попал на небольшую площадь. В самом центре на пятачке шла торговля фруктами, овощами, мясом и всякими безделушками. Рядом с мешками картошки стояли столы с выложенными на них майками, трусами, полотенцами, тапочками. Здесь можно было купить стельки для обуви, шнурки для ботинок и книги в ярких обложках с броскими названиями, кофеварку – все, что может пожелать заблудшая в эти края душа. Машины выехавших в горы горожан притормаживали, их водители нехотя вальяжно подходили, приценивались и после недолгих пререканий обзаводились минеральной водой, сигаретами или чем покрепче.
«Скажите, а ваш сыр соленый?» – спрашивала продавщицу молодая туристка, высунувшись из окна автомобиля. «Конечно! – отвечала продавщица. – Иди, попробуй. Иди, моя золотая». Девушка, оставив в машине своего кавалера, вылезла наружу, сделала несколько шагов к прилавку и взяла из рук хозяйки отрезанный для нее кусок. «Какой же он соленый?» – возмутилась девушка, прожевав отмеренный ей кусок. Хозяйка развела рукам. «Такой только есть», – ответила, улыбаясь, старушка. «Нет. Я несоленый не буду», – пробубнила девушка, обращаясь скорее к своему спутнику, чем к продавщице. Она спешно вернулась в машину и захлопнула дверь. Продавщица же на это только вновь развела руками, сохраняя улыбку на лице. Но не успела машина отъехать, как старушка уже разразилась громкой отповедью вслед нерадивой хозяюшке. «Катаются тут, видишь ли, пробуют все подряд, соленый – несоленый! – выговаривала она соседу‑ продавцу пуховых платков. – Купи себе соль и соли, сколько влезет. Разве я не права?» «Да-да», – вторил ей сосед, демонстрируя базарную солидарность, – много они понимают».
