Под равномерным движением Ньютон понимал движение с постоянной скоростью в одном направлении. Быть в покое становится только частным случаем равномерного движения – это просто движение с нулевой скоростью.
Как это может быть, что нет различия между движением и покоем? Главное тут осознать, что факт, двигается тело или нет, не имеет абсолютного смысла. Движение определяется только по отношению к наблюдателю, который сам может двигаться или нет. Если вы двигаетесь за мной с неизменным темпом, то чашка кофе, которую я воспринимаю покоящейся на моем столе, двигается относительно вас.
Но не может ли наблюдатель сказать, двигается он или нет? По Аристотелю ответ был, очевидно, да. Галилей и Ньютон настаивали на ответе: нет. Если Земля движется, а мы этого не ощущаем, тогда должно быть, что наблюдатели, двигаясь с постоянной скоростью, не ощущают никаких эффектов от своего движения. Поэтому мы не можем сказать, покоимся мы или нет, а движение должно определяться исключительно как относительная величина.
Тут имеется важное предостережение: мы говорим о равномерном движении – движении по прямой линии. (Хотя Земля, конечно, не двигается по прямой линии, отклонения от нее слишком малы, чтобы ощущаться непосредственно.) Когда мы изменяем скорость или направление нашего движения, мы это чувствуем. Такие изменения есть то, что мы называем ускорением, и ускорение может иметь абсолютный смысл.
Галилей и Ньютон достигли здесь тонкого и красивого интеллектуального триумфа. Для других было очевидно, что движение и покой являются полностью разными явлениями, легко различимыми. Но принцип инерции объединяет их. Чтобы объяснить, как получается, что они кажутся различными, Галилей придумал принцип относительности. Он говорит нам, что различие между движением и нахождением в покое имеет смысл только по отношению к наблюдателю. Поскольку разные наблюдатели двигаются по-разному, они по-разному различают, какие объекты двигаются, а какие покоятся. Так что факт, что каждый наблюдатель делает различие, сохраняется, как и должно быть. Таким образом, движется ли нечто или нет, перестало быть феноменом, который требует объяснения. Для Аристотеля, если нечто движется, должна быть действующая на него сила. Для Ньютона, если движение однородное, оно сохраняется навсегда; не нужна сила, чтобы объяснить его».
Вот к чему приводит в результате утверждение о реальном замедлении времени: с одной стороны, оно отрицает базовый постулат самой теории относительности, с другой стороны, отрицает весь интеллектуальный триумф величайшего среди всех объединений в науке: объединения движения по инерции и покоя.
Так что же доказали господа Джозеф Хафеле и Ричард Китинг? Что никакого принципа относительности Эйнштейна не существует? Что постулат относительности СТО неверен? Ну, Нобелевку им за это!
К тому же и сокращение длин тел в направлении движения тоже в таком случае должно быть не кажущимся, а реальным. Скажем, разогнали мы каким-то макаром фантастический Звездолёт Аннигиляционный Релятивистский Ядерный (ЗАРЯ) до скорости 299 792 457 метров в секунду, что всего на 1 метр меньше скорости света в вакууме. И что мы видим?
Мы видим, что время на нём фактически остановилось, все часы замерли, а сам звездолёт со всеми находящимися на нём отроками во Вселенной реально сплющился в нанолепёшку. Вернутся обратно на Землю – проверим: снимем показания отставших навсегда и оставшихся в далёком прошлом, застывших во времени часов, измерим толщину нанолепёшки в планковских длинах. (Бедные отроки! Вот к чему приводит погоня за вечной молодостью!)
