Когтистой лапой за сердце схватила тоска. Как надо любить мужчину, чтобы боль родной дочери не вызвала никакой реакции? Мать даже не глянула в ее сторону, не подошла, не приложила к глазу холодный платок. А теперь? То, что видела Лика теперь, больше видеть была не в силах. Эмоции захлестнули. Слава Богу, хоть рождена в любви. Одно это и служило утешением.
Она не бросила бутылку. Просто разжала пальцы, и та, скользнув по ладони, глухо ударившись об пол, откатилась к ногам отца. Лика оставила причитающую мать и вышла из кухни. Ничком бросилась на кровать. Не осталось и следа от былой бессильной ярости. Неожиданное открытие, так опустошило душу, что слезы, прежде комом стоявшие в горле, вдруг исчезли. И как раньше не приходило в голову, что в доме она лишняя? Алька быстро сообразила, что к чему, и собрала свои вещи. Теперь настала и ее очередь.
Куда она пойдет? К Альке? Алька женщина не свободная, более того, любящая. Нужна ли ей под боком сестрица? Вряд ли. Последнее время толком даже не перезванивались. Каждая жила своей жизнью. Как это будет выглядеть со стороны? – Здравствуйте, я ваша тетя? Нет, этот вариант решительно не подходил. Надо что-то придумать.
Может, завалиться к Наташке? Как-никак, а когда-то ходила в подружках. Давненько не встречались, но это не беда. Наташка жила недалеко – всего в паре кварталов. Это в детстве были общие игры, подглядывания в тетрадки, словом, связывал общий горшок.
Наташка окончила институт, и, наверняка, звали ее по имени-отчеству, а она, Лика, зависла в пространстве. Сама учиться не захотела, родителям было не до того, а теперь прыгала с одного места работы на другое, как блоха – с кошки на кошку. Теперь сетовать поздно – упущенного времени не вернуть.
Она поднялась с кровати и стала собирать необходимые вещи в большую спортивную сумку. Сожаления не было. Домой всегда сможет вернуться. Вопрос только в том – захочет ли?
Лика не выспалась. Болел глаз. Болела голова, и все время казалось, что она не спит, а проваливается в полудрему, мягко покачиваясь на волнах забытья. Уложенная сумка стояла у самой двери, как напоминание о принятом решении. Обратного шага она уже не сделает. Раз решено, значит решено. Только сейчас подумала о том, что Наташка совершенно не в курсе ее планов. Надо же было так сподобиться! Легкая досада на саму себя вызвала раздражение.
Глянув на себя в зеркало в ванной, поморщилась. Еще вчера она могла бы назвать себя очаровательной девушкой с ясными серыми глазами. Лоб, как у отца – высокий и красивый, наполовину прикрыт темной челкой; аккуратный, слегка вздернутый носик. Ног в зеркале разглядывать не стала, потому что они росли от самой шеи, и, в принципе, были не видны. Но это было вчера. Со вчерашнего дня ноги так и остались – прямо от шеи. Челка и лоб тоже оставались прежними, но о глазах этого сказать нельзя. Правый заплыл огромной фиолетовой кляксой и отек. Из зеркала смотрело одноглазое чудище, нос которого повело в сторону. Это вчера, в горячке, она не обратила внимания на такую мелочь и вовремя не приняла соответствующие меры. Было не до того. Сегодня никакие очки не помогут. Что зацвело, тому положено и отцвести. На работу в таком виде она идти не может. Остается одно – вызванивать или вылавливать подругу детства, чтобы договориться о совместном проживании.
Лика вышла из дома, кутаясь в воротник куртки не столько от холода, сколько пряча лицо от скользящих, мимолетных взглядов. Она прекрасно сознавала, что никому из встречных нет дела ни до нее, ни тем более, до фингала, но, все равно, было неприятно. Этим ранним утром девушку заботило одно – застать подругу дома, чтобы не тащиться через весь город к ней на работу.
