Вильнор предложил Икари руку и повел в столовую. Большой стол был сервирован на двоих. Икари было странно сидеть в разных концах стола, странно, что ей накладывали блюда в тарелку, подливали напитки, словно она была не дома, а в дорогом ресторане с услужливыми и молчаливыми официантами. Стоило протянуть руку к тому или иному блюду, как оно поднималось в воздух, подплывало к стоящему рядом официанту и тот накладывал ей в тарелку желаемое. Смутные воспоминания о совсем другом обеде, где еда волшебным образом попадала в тарелки, но без помощи прислуги, промелькнули перед внутренним взором Икари. Что-то неуловимое беспокоило её, тревожило, казалось воспоминания подернуты пеленой или плёнкой. Икари покачала головой, отгоняя мысли, допила сок и откинулась на спинку стула. Есть больше не хотелось. Тишина, висящая в обеденном зале, стала подавляющей. За время обеда никто не сказал ни слова. Вильнор сделал знак и официанты убрали остатки еды со стола. Икари встала, подошла к мужу и сказала:
– Благодарю за обед. Но мне не нравится сидеть за три метра.
– Икари, дорогая, – выделив последнее слово, ответил Вильнор, – ты же сама решила, что с рождением дочери в нашем доме будет соблюдаться этикет, потому что ты хочешь вырастить её истинной леди!
– Я этого не помню, – смущенно ответила она.
– Ну, дорогая, мы были в гостях у моей бабушки. Тебя привел в восторг её дом и её порядки. – Вильнор положил руку на предплечье Икари. – Кстати, Бабуля узнала, что ты пришла в себя и пригласила нас в гости в субботу. Это послезавтра. Конечно, если ты готова к такому походу, дорогая.
– Я даже не знаю, готова я или нет.
Вильнор встал со стула.
– Если ты сомневаешься, то не стоит…
– Нет, хватит уже сидеть в четырёх стенах.
– Вот и отлично. Пойдем прогуляемся по саду?
– Почему бы и нет.
За домом был большой сад. Несколько молодых феечек возились с цветами, пели птицы. Вильнор провел Икари к увитой плетистыми розами беседке возле небольшого пруда.
– Дорогая, раньше это был твой любимый уголок сада, а вон ту иву ты посадила сама, смотри, кувшинки распустились…
Икари всматривалась в незнакомый пейзаж и, вместе со словами эльфа, вспоминала. С каждым таким словом окружающее становилось родным, любимым и важным. Вильнор помолчал, потом сел рядом с ней на скамейку.
– Знаешь, а у меня для тебя есть подарок. Вот, это медальон с моим портретом и портретом нашей дочери, – сказал он, протягивая открытую бархатную коробочку. – Я бы очень хотел, чтобы ты его носила.
Красивый серебряный медальон с филигранью и перламутром на крышке блестел на солнце. Икари аккуратно взяла вещицу и открыла. Внутри были маленькие фотографии с витиеватыми подписями на древнем эльфийском. «Вильнор» и «Татиэль».
Икари погладила медальон, несколько раз повторила про себя Татиэль, заново запоминая имя дочери, закрыла его и одела на шею.
– Я с удовольствием буду его носить.
– Очень рад, что мой подарок, дорогая, пришелся тебе по вкусу!
Икари погладила крышку вещицы, обняла эльфа и поцеловала его.
Следующие сутки пролетели быстро. Подбор наряда оказался делом довольно легким. Гардеробная была полна разнообразными платьями и аксессуарами. Сложнее оказалось с прической. Икари раздражали короткие волосы. Стоя у трюмо, девушка рассматривала себя со всех сторон. Казалось, что годы совсем не изменили её, она так и выглядит на шестнадцать, хотя получается, что ей двадцать три. И последствий беременности не наблюдалось. Ладно, то что на лице нет изменений, это эльфийская кровь, но вот беременность и роды… «По идее бедра должны были развернуться, стать более широкими да и грудь должна быть несколько иной формы.» Подумала Икари и машинально погладила медальон. Сразу же все эти мысли стали неважными. Икари захотелось попробовать ещё раз пообщаться с Татиэль. Надев домашнее платье, Икари пошла в детскую.
