– спрашивала она себя, рыдая. Она аккуратно поднялась и легла на кровать. Спустя какое-то время она уснула, видя во сне всю ту же картинку: какие-то картины на стенах, неизвестная мебель и люди.
Он стоял у окна и смотрел во двор больницы. Скоро его отсюда выпишут, и он больше никогда не увидит это место, по крайней мере, он на это надеялся. Присев на кровать, парень взял в руки газету и принялся ее читать уже в сотый раз, потому что больше нечего было делать. Родители не приносили ему никаких книг, считая это слишком сильной нагрузкой на мозг, который повредился во время аварии.
Парень лишился памяти после аварии, при которой его сбил фургон месяц назад. Четвертое февраля стало для него чем-то вроде траурной даты, так как он потерял частичку себя. Память его подвела, и теперь юноша не помнит около шести лет своей жизни. Какие-то обрывки всплывали в памяти, но он никак не мог их разобрать, просто вспышки перед глазами… и девушка. Девушка невероятной красоты, чем-то даже похожая на ангела, только брюнетка.
Брюнетка.
Парню нравились брюнетки.
– Стефан, – позвала женщина лет сорока шести, войдя в палату.
Она пошла к нему и села рядом.
Женщина была стройной, одевалась официально, была достаточно строгой и деспотичной, как и ее муж. Она не терпела ссор в семье, любила пообсуждать чужие семьи, но свою оскорблять не позволяла, стойко стояв на защите семьи Грин. Ее муж был точно такой же по характеру, но чае потакал жене, чтобы та лишний раз не трогала его. Двое сыновей и дочь выросли, на удивление, в любви и заботе от обоих родителей. Им не знакомы насилие, крики. Но строгость никуда не девалась. С возрастом они начали понимать, что из себя представляют каждый из родителей, поэтому старались не нарушать правила, смирились с мамиными закидонами, принципами.
– Да, мам? – Стефан повернулся к матери лицом и попытался улыбнуться.
Она ласково поправила его челку, погладила по щеке, а потом сказала:
– Я до сих пор не могу поверить, что тебя наконец-то выписывают. Отец там занимается выпиской, поэтому нам придется немного подождать. Билл будет ждать нас дома, а Моника подъедет как раз к нашему приезду.
– Хорошо.
Стефан поднялся с кровати и выкинул газету в мусорное ведро, все равно в ней нет никакого толка. Новостей нет никаких интересных, а читать про то, как спасатели сняли котенка с дерева, было уже тошно. Ничего нормального найти не могут и пишут всякую чушь.
Налив себе в стакан воды, юноша принялся медленно ее пить. Миссис Грин это нервировало, поэтому она выхватила стакан из рук сына и поставила на тумбочку.
– Прекрати, Стефан. Ты же прекрасно знаешь, что я не люблю тишину, не люблю твое молчание.
– Мам, все в порядке, я рад, что еду домой.
– Я тоже этому очень рада, сынок.
Женщина обнимает сына и, пока тот не видит, вытирает слезу, которая предательски скатилась по ее щеке. Миссис Грин не любила показывать свою слабость, стараясь всегда выглядеть уверенной в себе женщиной. Показывала свой стальной нрав. Никто никогда не видел, как плачет Вивиан Грин. Но никто не может в себе копить все негативные чувства. Рано или поздно они выйдут наружу горькими слезами, криками и истериками. Пока она одна, Вивиан садится на край ванны и начинает плакать, плакать от того, что ее сын чуть не погиб, плакать от того, что муж к ней охладел.
В палату вошел мистер Грин, держа в руке пиджак. Он выглядел серьезным, но в душе был рад, что его сына отсюда наконец выписывают.
