Через полминуты он понял, что не вырваться и что это игра, потерявшая свой смысл, еще миг, и он хлебнет воды! Глаза полезли из орбит, тело и руки потеряли всякую чувствительность, и ничто, кроме жажды жить, не трогало сознание. В мозгу же застряло единственное слово – «жалко» – невесть чего и почему…
А они визжали и смеялись над его головой. И топили…
Неожиданно это «жалко» вылетело из головы, и на его месте горячим шкворнем впилась в мозг единственная мысль – утоплю! утяну за собой! И обратившись в тяжелый камень, он сам пошел ко дну. Руки и ноги вмиг разжались, и Кирилл, освобожденный от пут, еще какое-то время шел вниз и ступил на дно! Резко оттолкнувшись, он вылетел из воды – девушки с визгом расплывались в разные стороны. Ни острить, ни шутить он не мог, и чтобы как-то взбодрить себя, он перевернулся на спину, сделал несколько глубоких вдохов и поднял руки к тусклым городским звездам.
– Гори, гори, моя звезда, – фальшиво спел он. – Звезда любви… приветная!
– Ты у меня одна заветная! – отозвался узнаваемый Ее голос. – Другой не будет никогда!
Она подплыла к нему, а точнее, под него, взяла его под мышки, как изображают на плакатах по спасению утопающих, и потянула к берегу. Девушки оставались посередине реки и, похоже, начали играть в догонялки. Она же трелевала его к берегу, и Кириллу ничего не оставалось, как повиноваться ее рукам и петь. Он не мог сейчас признаться, что ему было плохо, что его и в самом деле чуть не утопили. Стыдно признаться! Пусть она думает, что у него просто лирическое настроение от тихо мерцающих звезд…
Возле помоста он развернулся, взял ее за талию и приплавил к лесенке. Они поднялись молча. Сейчас она не стеснялась Кирилла, стремительно и точно открыла сумку, выхватила оттуда махровую простыню и, прижавшись к нему, накинула ее на головы. И сразу стало тепло, и тело ее, влажно-холодное, мгновенно погорячело.
– Ты умница, – прошептала она. – Ты совсем не похож на военного… Но если ты меня завоюешь совсем, я буду счастлива.
Кирилл ничего не нашел ответить ей и после паузы тоже шепотом спросил:
– Твоя рыжая… подружка? Она не косоглазая?
– Разглядел! – усмехнулась она с легкой ревностью, но тут же спросила озабоченно, глядя на воду: – Почему ты спросил? Зачем?..
«Русалочки» купались в отражении церкви на воде, весело, со звоном разбивали его, и белые осколки, расплываясь, колебались на волнах.
– Мне показалось, что она – косоглазая…
– Она действительно… косоглазая. – Тело ее вдруг похолодело, и Кирилл ощутил, как по ее коже побежали мурашки. – Мне же говорили! Меня предупреждали!
Она сдернула простыню и торопливо начала одеваться.
– Уходим! Быстро! Пока они в воде!.. Боже мой, меня ведь предупреждали! Как же я?.. Ведь чувствовала!.. Как ты заметил?.. Полтора года не было, и именно в эту ночь нарисовалась! Мне же говорили!
Впервые в ее голосе Кирилл услышал отчаяние. И в этом же голосе звучало предупреждение – не сочувствуй мне! Не говори никаких слов! Я сама! Я все сама! А за подсказку, за твое зрение – спасибо! Ты меня выручил. Ты спас меня!
Они снова спешили по ночным деревянным кварталам без единого фонаря и без света в окнах. Из-под ног неожиданно с визгом вылетали невидимые коты, и она всякий раз с испугом прижималась к Кириллу. И всякий раз повторяла непривычную для его слуха и ее языка фразу:
– Боже, помилуй! Боже, помилуй!
Он уже привыкал ничему не удивляться…
