Кот просился наружу, мяукал, смотрел на Варю, вставая на задние лапы, касаясь передними криво приделанной дверной ручки.
– Нельзя! – шикнула Варя. – Муся, нельзя. Фу! Отойди от двери!
Кот снова мяукнул, заскреб дверь.
– Да тише ты! Родителей разбудишь. Иди на руки.
На руках Кот просидел недолго, минут через пять взъерошился, спрыгнул на пол, подошел к двери. И снова кошачий гомон разнесся по дому. Снова Варя начала увещевать его умолкнуть. Не помогло.
В комнату прибежала мать, увидела перебинтованного Кота – к слову сказать, он сразу же выскочил на веранду, едва открылась дверь – растерянную и явно нашкодившую дочь и потребовала объяснений. Варя сопела, терла нос, говорила едва слышно, не решаясь поднять на мать глаза.
– Почему кошка перебинтована?
– Лечила.
– Опять?
– У неё шрамы.
– Господи, сколько можно тебе говорить, не приближайся к больным животным, – произнеся эти слова, мама Вари вышла на веранду. – Что у неё за шрамы?
– Не знаю, я их обработала.
– Чем?
– Йодом и… кремом твоим… для рук.
– Когда ж ты вырастешь, – в сердцах воскликнула высокая широколицая женщина с короткими русыми волосами и грубоватым лицом.
Она села на табурет, посмотрела сначала на понурую дочь, затем на скоблившегося во входную дверь Кота и подперла рукой щеку.
– Ну, и что теперь делать? Тебя пороть уже сил нет, Варька! Чего смотришь, открой ей дверь, видишь же, на улицу просится.
– Ей нельзя на улицу, убежит.
– Пусть бежит.
– Ма, давай Муську оставим. Смотри, какие у неё глаза красивые, – Варя подбежала к Коту, села на пол и, схватив его за морду, повернула к матери. – Видишь? Желтые, а как блестят.
– Принеси ножницы, надо бинты с неё снять. Бедное животное! Давно она с такой перевязкой ходит?
– С утра.
– Бедное животное, – повторила мать Вари.
Избавив Кота от бинтов (о, какое он почувствовал облегчение), Маргарита Дмитриевна с жаром воскликнула:
– Да он не Муська, он Мурзик.
– Кот?! – недоверчиво переспросила Варя.
– Кот, – усмехнулась мать. – Лечила-лечила, а кого лечила даже не в курсе. Все, отпускай его на волю, он достаточно от тебя натерпелся.
– Мам…
– У порога можешь положить немного солянки на полиэтиленовый пакет.
Варя принялась увещевать мать, что Муська… точнее, уже Мурзик, кот не совсем обычный. Он не похож на бездомных деревенских кошек, он другой – крупный, красивый, умный. У него необычайные способности (какие именно Варя не уточнила), и вообще, если мать позволит оставить Мурзика у себя, Варя станет ангелом во плоти.
Маргарита Дмитриевна не согласилась.
– А в сарае он может жить? – Варвара пустила слезу, правда, было не совсем понятно, настоящую или выдавленную.
– Кот не кролик, в сарае не проживет.
И тут Варя разрыдалась, да так правдоподобно, что начала захлебываться, закатывать глаза, ловить ртом воздух и, бледнея, упала на пол. Маргарита Дмитриевна перепугалась, даже Кот притихнув, забился под стол, с опаской наблюдая за Вариной истерикой. Проснулся отец, выскочила из комнаты бабушка, охи-вздохи, принялись всем семейством успокаивать Варвару.
Кот напомнил о себе, прыгнув на дверь. Варя взяла его на руки, прижала к себе и с мольбой обратилась к взрослым:
– Он другой, – повторила она. – Его нельзя на улицу.
– Отнесу его в сарай, – немного погодя сказал отец.
– Толя! – Маргарита Дмитриевна посмотрела на мужа с укоризной.
– До утра там отсидится, потом на работу отвезу. У нас кошка погибла, чем это чудо-юдо не замена. Откормим, будет как кабанчик. А, Варь, что скажешь?
