Неподалёку расположился пост дежурной медсестры – сейчас там никого не было, но я заметил лежащую на столе толстую книгу, раскрытую примерно на середине. Коридор был абсолютно пуст, ни больных, ни медперсонала я не увидел. Впереди, метрах в тридцати от нас светилась зелёным светом надпись «Выход». Сухов кивком указал на световое табло:
– Нам туда, Толик.
Проходя по коридору, я мимоходом заглянул в какую-то дверь. Судя по сваленной в кучу больничной мебели, это была подсобка завхоза. Пока всё говорило о том, что я действительно нахожусь в самой обычной больнице.
Но вот мы подошли к выходу.
– Открывай, – сказал Сухов.
Я послушно подёргал за ручку двери.
– Заперто, – недоуменно произнёс я, когда она отказалась открываться.
– Такие правила, – удовлетворённо хмыкнул Игорь Евгеньевич. – Видишь ли, по мнению здешних функционеров, нам с тобой снаружи делать нечего. Но я, к счастью, научился обходить этот несправедливый запрет.
Сухов прижался щекой к дверному полотну и начал что-то бормотать себе под нос. Поначалу ничего особенного не происходило. Я уже собирался вздохнуть с облегчением – мои подозрения подтвердились, Сухов – псих законченный, и мне пора возвращаться в палату, как вдруг… глаза Игоря Евгеньевича закатились, кожа на лице сделалась серой и гладкой как поверхность противогазной маски, а на скулах появились бугристые наросты – лицо человека превратилось в чудовищную морду адского монстра…
В таком виде Игорь Евгеньевич пребывал, наверное, целую минуту. Он всё бормотал и бормотал свои непонятные заклинания. Я почувствовал, как по моей спине стекают струйки холодного пота. Мне было реально страшно – я не понимал, что происходит. А что если у Сухова какой-нибудь припадок, типа эпилептического, и нужно срочно звать на помощь? Я попятился назад, но в этот момент Игорь Евгеньевич с силой хлопнул в ладоши и дверь сама собой распахнулась. А лицо Сухова в тот же миг приобрело абсолютно нормальный вид.
– Прошу, – галантно произнёс Игорь Евгеньевич и картинно взмахнул рукой.
Я с опаской посмотрел на Сухова, но мой «гид» сделал ещё один приглашающий жест и подвинулся, освобождая для меня проход. Я осторожно заглянул в дверной проём.
За дверью… ничего не было. То есть «ничего» в полном смысле этого слова. Я ожидал увидеть лестницу, ведущую вниз или наверх, но там зияла Пустота. Она начиналась сразу за порогом и была не чёрной, как космический вакуум, а какой-то серой. Больше всего Пустота походила на очень густой туман. Но это, несомненно, была Пустота, то есть полное отсутствие чего-либо.
– Необычное зрелище, правда? – прозвучал за моей спиной довольный голос Сухова.
– Как такое возможно? Я не верю! Это, наверное, галлюцинация!
– Экий ты несговорчивый, брат! – Игорь Евгеньевич громко рассмеялся. – Совсем как юный пионэр из 20-х, которого злобные дядьки-кулаки пытаются убедить в несостоятельности идеи мировой революции. Это не галлюцинация, дружок, это наша с тобой нынешняя реальность, если, конечно, этот термин вообще применим в данной ситуации.
Я с удивлением и, что уж греха таить, достаточно сильным страхом, взирал на… нет, мне так и не удалось подобрать нужного слова. Сначала я хотел назвать «задверную субстанцию» бездной, но потом понял, что сие будет в корне неверно. Бездна предполагает не только отсутствие дна, но и наличие бесконечности. За дверью же не было ни того, ни другого…
