Я им свищу, а они как будто и не слышат! Нарушаете граждане. А вы знаете, сколько ДТП происходит на этом участке дороги?
Вас ист дас – ДТП? – поинтересовался Мессир, говоря по-немецки.
Он что, иностранец? – поинтересовался, в свою очередь, офицер из наряда, глядя на Голицына.
Так точно, – ответил Голицын уставным оборотом.
Ваш аус вайс, – обратился офицер уже к иностранцу и выставил перед собой ладонь правой руки.
ТОТ молча достал из заднего кармана брюк паспорт, в позолоченной корочке из мягкой фольги и протянул его офицеру. Но при этом, ОН держал руку с документом так, как подавал руку Папа Римский своим прихожанам, для поцелуя. И только сейчас Голицын увидел на безымянном пальце этой руки огромный перстень. А в перстне том бриллиант, который весело сверкал, то синим, то белым, то красным огнём. Это огненное сверкание пробежало по глазам блюстителей порядка, и они все на мгновение сощурили свои глаза. Милиционер взял у иностранца корочку, раскрыл удостоверяющий документ, и тут же закрыл его, сказав, обращаясь к гаишнику из ГИБДД:
Нам необходимо проследовать в ваш автобус, для выяснения обстоятельств.
Прошу, – ответил тот с готовностью гостеприимного хозяина.
А вы, товарищ, побудьте здесь, с нашими товарищами, – сказал офицер, обратившись к Голицыну. – Геен ин аутобус, – сказал он иностранцу и указал рукой путь к дежурному автобусу ГИБДД, стоящему на противоположной стороне дороги.
И тройка ушла в автобус.
Голицын с напряжением ждал, что оставшиеся с ним два омоновца начнут задавать ему вопросы. Но они молчали, как глухонемые. Буквально через пару минут задержанный вышел из автобуса и вернулся к своему спутнику, спокойно перейдя дорогу.
Свободны, – произнёс прорезавшийся голос одного из омоновцев, лениво поднёсшего руку к козырьку своей камуфляжной кепки.
Спасибо, – сказал Голицын, и быстрым шагом пошёл прочь с этого места, оставив своего спутника, как будто они вовсе и не были знакомы никогда. Он шагал так быстро, что чёрные железные прутья ограды парка имени «Октябрьской Революции» мелькали мимо него, превращаясь в сплошную стену. Эта ограда и огромные жёлтые, а иногда и белые звёзды на ней, сопровождали его всю жизнь, как на фотографиях, хранившихся в его домашнем альбоме, так и в его собственной памяти и вот в таком реальном виде, когда ему приходилось бывать здесь или проезжать мимо.
Куда же вы, маэстро?! – колоколом раздалось над ухом Голицына, ухнуло в здание Управления Северокавказской железной дороги на противоположной стороне улицы, задрожало в прутьях парковой ограды, заполнив баритональным эхо весь этот отрезок улицы, и ударившись о торец здания Волго-Донского пароходства, ринулось, наконец, на широкие просторы Театральной площади.
Куда, куда – кор-р-рмить верблюда, – зло ударил Голицын на последний слог.
Какого верблюда??
З-зелёненького!
Да стойте же вы, наконец!
И Голицын остановился, и стал, как вкопанный. Он разгорячённо дышал, был бледен и насуплен.
Что с вами? Что произошло? – удивлённо спросил покинутый спутник.
Это вы меня спрашиваете??! Да это – я должен спросить у вас – вы что, специально притягиваете к себе всякие неприятности на мою голову?! Мне вот только милиции сейчас и не хватало – для полного счастья!!
А что – вы что-нибудь нарушили или украли, – наивно спросил ТОТ.
Боже сохрани! Я никогда ничего не крал, и красть не собираюсь! С голоду умирать буду, а не украду!
