– Узнать, сколько стоит? – спросил Африка.
– Что значит – дединовская? – остановила африканский напор Катя.
– Ну, отношение имеет, – паренёк смотрел на всех уже с растущей враждебностью, – корабль там…
– Покажи.
– А вы правда… понимаете? – Семёну в этом вопросе послышалось: «А деньги у вас есть?»
– Да ты покажи сначала.
Парень замялся.
– Вот… – вытащил фотографию, чёрно-белую, качества никакого.
– Дай-ка…
– Нечего, так смотри, – по-взрослому буркнул паренёк.
– Тут не корабль, тут два корабля.
– Значит, два.
– А где орёл? – спросил Семён.
– Наверное, который побольше, – предположил Африка.
– Побольше… орёл где? Это решка, оборотная сторона, а где лицевая, орёл?
– Где надо орёл, – огрызнулся парень.
– Ты чего-то темнишь. Украл, что ли? С этой фотографией тебя не в музей, а сразу в милицию.
При слове «милиция» парень втянул голову в плечи и полуобернулся на выход.
– Ну-ка, дай посмотреть-то! – Африка потянул фотографию на себя, но парнишка не хотел её отпускать.
– Дай, говорю! – дёрнул, фотография разорвалась на две неровные половинки.
Парень, напуганный таким поворотом, попятился, совершенно взрослым взглядом глянул на Катю и выскочил из комнатки.
В руках у Африки остался большой обрывок.
– Зачем ты так, Женя, это же мальчик, пришёл в музей, эх… – Катя выбежала вслед.
– Ну и что тут? – Семён, чтобы загладить неловкость, стал рассматривать.
– Корабли, лодки….
– Написано-то что?
– Да вот читаю… Не-бы-ва-е-мое бы-ва…
– «Небываемое бывает»?
– Похоже.
– Ерунда какая-то. Небываемое на то и небываемое, что его не бывает.
– Бывает, и небываемое бывает, и даже немыслимое. Ты про старикашку по фамилии Черчилль слышал?
– При чём тут Черчилль? Медалей таких не бывает, – гнул своё Африка.
– Если само небываемое бывает, то что ж медали не быть?..
– Чего он так сиганул?
– Понял, какие мы эксперты, – Семён убрал фотографию в карман.
– Нет, милиции боится тот, чья совесть нечиста.
– Теперь и ты будешь бояться, справился с ребёнком.
Африка вздохнул…
Катя вернулась быстро: не догнала.
– Что за пацан?
– Не знаю. Наш, местный, несколько раз видела его… и всё. Ладно, идите…
…Женщина такой же знак, как и бесконечность, с помощью этой мнимой величины мы решаем уравнения этой жизни со многими неизвестными.
М. Пришвин, «Дневники 1914–1917»
Вышли, какое-то время смотрели на одинокий ржавый купол церкви Воскресения.
– Вот, Женя, каких девушек нужно брать в жёны… – Все они, кроме самого младшего Аркадия и самого старшего Виночерпия были разведёнными, как спирт перед большой пьянкой. Причём Африка – дважды.
– Или не брать.
– Или не нужно…
– Или не в жёны.
– Ладно, наливай. За воскресение, – кивнул Семён на церковь.
– За воскресение… Подначиваешь, про клеммы, про клятвы… а ты на Пасху в церкви был, русский?
– А ты был?
– Я-то был. Про клятвы не знаю, а был. А ты вот всё знаешь – и не был. Знать-то и дурак сумеет, а вот ты уверуй!
– На прихожанок, поди, пялился?
Африка вздохнул: грешен, пялился. Два инстинкта – древний половой и новый религиозный делили его душу по кривой волнистой, волнительной линии. «Бабу бы, господи Иисусе!» – был его лозунг. Словом, не отец Сергий. Сманеврировал:
– А почему это про церковь – кстати? Или ещё какой праздник в этот день?
Семён вздохнул:
– Ты бы хоть почитал чего-нибудь по религиозной теме, для общего понимания.
– Пробовал, ерунда. Я так, напрямую. Так какой праздник в этот день?
