– Ты альбедо[9] с либидо-то не путай.
– Да ты посмотри, буквоед, какая амплитуда! – электрик Африка в ядерных терминах был не силён.
– Ты бы с ней когезию[10] устроил!
– Не скажу за когезию, но анод зашевелился.
– Ан уд? Ты ничего не перепутал?
– Уд, уд. У этаких длиннющих, Сеня, м-м-м.
– Апертурка[11]? Да, апостильбная[12] звёздочка.
– В постель бы, да… не в палатку же.
– Ты как только женщину видишь, у тебя в мозгу сингулярность наступает.
– Всё вы, умные, умничаете! Что такое сингулярность?
– Это…
– Помолчи, лучше тебя знаю: это такой длинноногий шарм в короткой юбочке, каблуки-шпильки, востренькие, глаза такие голубые, что аж синие, и обязательно в окулярах, очках то есть. И ты с ней регулярно. Син-гу-лярность.
– А почему в очках?
– Так сингулярность же…
– Вся физика из баб! У тебя что, каждый термин в юбке?
– Скорее – без.
– Ну, например… аберрация[13].
– Это стерва ещё та, с ней ухо держи востро.
– Почему ухо?
– Ну, в смысле, глаз да глаз. Крашеная блондинка, даже не крашеная, а выбеленная, под седину, ни слова правды, а когда кончает, всегда цинично матерится, стерва, одним словом.
– Ладно, а что ты скажешь… – Семён выуживал из своего физического багажа словечко позаковыристей, – про… про брахистохрону[14]?
– О-у! – Африка закатил глаза. – Мулатка из индийского публичного дома, по сути набожная, но при этом любит яростную групповуху с двумя приезжими мачо. Обязательно предохраняться, а то какую-нибудь спирохету перенесёт.
– Гладко у тебя выходит.
Друзья рассмеялись.
С разрушенной колокольни с шумом сорвалась стая ворон. Звезда, волнующе качая бёдрами, проплыла обратно.
– Мне иногда кажется, – неуверенно проговорил Африка, – что Бог – это женщина.
Семён посмотрел на него с прискорбием.
– Нет, ты мне всё-таки разъясни, как можно с Богом на устах бабу в кустах? Дождался бы, пока станешь импотентом по старости, потом уж и к Богу. Ведь что-нибудь одно: или Бог или грех.
– Не завидуй. Ничего ты в религии не понимаешь, – осмелел против недавнего своего религиозного наставника Африка, – религия – это же связь по определению, сам говорил. То есть всё в линию.
– А я думаю, – продолжал доставать Африку Семён, – что у тебя не связь, а договор: ты молись на меня, а я тебя, если что, прикрою, греши. Скажи честно, Жень, когда зонд свой в грешную плоть запускаешь, надеешься, что Бог отмажет?
– От греха?
– Ну, хотя бы от триппера…
– Не надеюсь – верю, – спокойно ответил Африка и хрустнул сухариком.
– Поехали, Казанова!
И Африка поддал газу.
