Вдруг! В окошко, расположенное с водительской стороны, постучал неизвестный мужчина. По внешнему виду он приближался к пенсионному возрасту, но, главной, его чертой являлись большие очки, сверкавшие в ночной темноте каким-то дьявольским блеском; они имели характерную квадратную форму.
– Господа учтивые полицейские, – сказал он ровным, спокойным голосом, не внушавшим нехороших эмоций или сомнительных подозрений, – я сейчас проходил по ближнему скверу и наткнулся то ли на мёртвое тело, то ли чего-то необычайно похожее. Вся беда в том, что я не отважился подойти поближе и рассмотреть поподробнее. Вы со мною не сходите?.. Представительно не посмотрите?
Орешкин, выведенный из сонного состояния несколько негуманным способом, толкнул второго напарника локтем. Разбудив, промолвил дрожавшим голосом, что в нестандартной ситуации, впрочем, делом являлось вполне обыденным:
– Эдик, давай просыпайся, кажется, есть работа?.. Вон бдительный гражданин сейчас утверждает, что нашёл – то ли труп, а то ли не труп? – но, сам понимаешь, необходимо пойти убедиться.
Оба полицейских одновременно покинули удобный салон и оказались на стылой ноябрьской улице.
– Ведите показывайте, – учтя почтительный возраст, старший сержант придал себе вежливых интонаций, – посмотрим: чего там у «Вас» приключилось?
Чурилов (а то был именно он) повёл учтивых сотрудников в аллейную глубину, направляясь к общественным туалетам; там, и действительно, имелись чёткие следы волочения, ведшие к задней части непрезентабельного строения. Напряглись. Дело, и правда, казалось нешуточным. Медленно продвигаясь вдоль примятой травы, недальновидные «пэпээсники» шли, пока не упёрлись в покойное тело, немыслимо изуродованное; некогда оно принадлежало молодой да красивой женщине. И Мерзоев, и русский напарник от представшего жуткого вида «поотворачивались» в разные стороны и принялись активно очищаться от принятой пищи. В пикантный момент (вдруг!) первый (что был «помоложе») мучительно захрипел: ему перерезали незащищённое горло. Блевавший напарник предупредительно обернулся и, к ужасу, засвидетельствовал невиданную картину: невзрачный очкарик наносил, раз за разом, множественные удары ножом и осатанело вонзал его в другого товарища. Прямо на глазах тот превращался в нечто, отвратительно несуразное и изрыгавшее кровавые внутренности.
Несмотря на тошнотворное состояние и необычность представшего «дива», второй полицейский кое-как сумел с собой совладать, извлёк наружу табельное оружие и трясшимися руками повёл бесперебойную, ни на миг не прекращавшуюся, стрельбу. Как бы он не старался, замутнённый взор и недужное головокружение помешали провести прицельные выстрелы. Потусторонний посланец, в отличии от него, чувствовал себя больше чем превосходно. Едва началась тупая пальба, он не замедлил переключиться на Виктора и бросился на живого сотрудника, словно сошедший с экранов увёртливый ниндзя, ловко уклонявшийся от предназначенных пуль. Приблизившись едва не вплотную, Чурилов нанёс ножевое ранение в нижнюю часть живота, на пару секунд застыл, а дальше, применяя возвратно-поступательные движения, поднял стальное лезвие до костного верха, до солнечного сплетения. Разрезанные брюшные ткани освободили кишечник, который тут же и вывалился наружу. У располосованного сотрудника потемнело в глазах, и, теряя сознание, тот завалился, безвольный, на голую землю. Потом растерзалась грудная клетка, разрезаемая острым клинком; наружу вывернулись и сердце и лёгкие. К концу чудовищной пытки бездушный убийца вырезал у Орешкина пах и забрал его в качестве дьявольского трофея; он разместил его в целлофановой упаковке, а следом припрятал в страшный, нагнетавший адского страху, портфель. Он намеревался отрезать ещё и ровненький нос, но (тут!) услышал осторожно приближавшиеся шаги – это полицейские, нёсшие службу неподалёку, аккуратно двигались к опасному месту, откуда раздались недавние выстрелы.
