М:
Оно, конечно, так. Но ведь суть парадокса все-таки в «оборачиваемости» истины и неистины.
А:
Суть парадокса в том, что имеется силлогизм, который недоказуем. Но здесь нет такого положения, чтобы в одних и тех же логических основаниях существовал правильный силлогизм, приводящий к факту истинности данного утверждения или, наоборот, к отрицанию.
Вот аналогичный парадокс, где никто не лжёт. В некоем городе, где всем надлежит бриться, есть только один брадобрей (имеет право брить других), который бреет всех тех, кто не бреет сам себя. И только их. Кто бреет брадобрея?
М:
Да, я помню и про брадобрея. Действительно, все так, как Вы сказали. Структура силлогизма одна и та же.
А:
Оба эти парадокса лежат в основе концепции манифестации, которая синтезируется в образе Уробороса. И разрешение этого парадокса описано, фактически, там тоже. Или, если угодно, в эквивалентном варианте описания при помощи Сети Индры.
М:
Только вот мною бы не сказалось, что в основе метафизической концепции лежит логический парадокс. Мне кажется, такой парадокс – это ключ, открывающий дверь за пределы данности. Но, с другой стороны, ключ можно назвать и «основой выхода»…
А:
Парадокс здесь есть сниженное полагание метафизической ситуации в логическую парадигму. По причине невмещения полноты этой ситуации. Можно сказать, что парадокс есть знак этой ситуации в сущих. Но ведь в уже явленном образ метафизической ситуации иначе и не может укладываться. И он отсылает интуицию в открытость помимо-сущего.
М:
Это, в общем-то, об одном и том же… Но потом всегда отбрасывает назад.
А:
В принципе, такие парадоксы возникают, когда предполагается, что наличествуют объекты действия (любого) и субъекты. Это разные классы сущих. Но в ситуации, дублирующей «бытовую», можно неявно отождествить некоторые сущие из разных классов. И тогда некоторые объекты действия могут одновременно быть и субъектами. Если же остаётся «рудимент» исходного взаимоисключения, то и возможен парадокс. В частности, коль скоро Лжец стал объектом определения в этом, он не должен иметь привилегию субъекта в оценке свойства объекта в той модальности, в которой сам и определён. Кстати, ситуацию с трагическим положением Отрицающего тоже можно рассматривать как подобный парадокс. В своём безусловном поклонении Единому он объект, а в эксклюзивном поклонении он субъект. А противоречие набирается за счёт специфики модальностей в определении действия.
Парадокс Лжеца есть всего лишь частность более общего противоречия. Оно является предпосылкой большинства противоречий в высказывании. Я попробую сформулировать подобный парадокс в том виде, который нам больше подходит.
Вот некто М. производит любое действие. Он тем самым отказывается от предыдущего положения вещей в пользу иного. Любое действие можно считать в этом смысле отрицанием бывшего положения. Всякий производящий любое действие совершает акт отрицания. Но сама эта процедура целиком есть некоторое положение тоже. Если М. совершит новое действие, то он отрицает предыдущее положение вещей и в случае с действием уже и над ситуацией второго уровня. Он отрицает предыдущее, которое на первом уровне было отрицанием. Но это и новый акт отрицания на первом уровне. Это значит, что он отрицает отрицание в самом конечном акте. Но если М. есть Дух Отрицания, то он должен это делать тотально. То есть только отрицать сразу во всём. И тогда получается противоречие, которое неразрешимо.
