Вероятно, Иссоа потому и простила мое затянувшееся молчание. Я помогла сохранить честь семьи Киофар и исполнила долг перед тем, кто рискнул мне довериться. А Улисс – не просто биологический брат Иссоа. Он – жертва, страдалец, плод чудовищного эксперимента и невольный изгой на вселенском уровне. Хранительница, рискуя своей репутацией, скрыла местонахождение брата императрицы от тех, кто его преследовал. В глазах уйлоанцев такое поведение выглядит благородным, хотя по отношению к самой Иссоа оно могло показаться жестоким.
Была и еще одна причина, которая заставляла меня даже не намекать о моей осведомленности.
Причина звалась – Ульвен. Наш любимый и обожаемый принц, «уйлоанский Моцарт», гений музыки, залетевший неким чудом в мир, где никогда не слышали ни симфоний, ни опер. Песни, танцы и фоновые композиции, под которые здесь издавна проводили праздники, занимались спортом, обедали в ресторанах, коротали время в космопорте и скрашивали свой домашний досуг – вот и всё, что на Тиатаре ассоциировалось со словом «музыка». Не будь я женой Карла-Макса, в юности – замечательного скрипача, и родственницей барона Максимилиана Александра, который, как истинный немец из древнего рода, знал толк в фугах Баха и операх Вагнера, я бы тоже довольствовалась обыденными представлениями, не подозревая о том, насколько музыка – высокое, сложное и интеллектуально наполненное искусство.
Мой покойный учитель, Ульвен Киофар Джеджидд, хорошо разбирался в музыке и, если верить Иссоа, сам неплохо пел и искусно играл на уйлоанском стеклянном органчике, мийон эреллай. На публике он избегал музицировать. Вероятно, считал, что здесь он далек от искомого им совершенства. Но сестру обучал с удовольствием, и нисколько не возражал против ее занятий сначала пением, а потом и игрою на скрипке. Мы все восхищались талантом Иссоа, пока не родился наследник – Ульвен. И уже на пятом году его жизни нам стало ясно: он – гений, и мешать ему стать музыкантом – затея тщетная и даже опасная. Мальчик всё равно бы добился желаемого, только цена могла оказаться непомерной и для него самого, и для всей семьи Киофар. Запреты лишь усилили бы те черты его характера, которые и без того иногда огорчают всех, кто любит его: упрямство, скрытность и изворотливость. Ульвену-старшему они тоже были свойственны, но мой учитель обладал иным темпераментом. Он умел сохранять полнейшую невозмутимость в самых неожиданных обстоятельствах, как смешных, так и страшных. И лишь изредка позволял себе вспышки гнева или всплески умеренного веселья. Ульвен-племянник – другой. Внешне – лёгкий, весёлый, любезный, общительный, а в душе… Боги космоса ведают, что там таится. Не кошмарные чудовища, нет. Ульвен – средоточие лучезарного света. Однако наш принц – дитя алуэссы. На что он способен, он сам, вероятно, не знает.
Расскажи я Ульвену о встрече Виктора и Улисса, юноша, не исключаю, решил бы отправиться в гости к дяде или попытался бы в одиночку спасти его из вынужденного островного заточения. Ульвен бесстрашен, он великолепно водит флаер, мгновенно принимает решения и считает себя в полном праве поступать по собственной воле: он принц, никогда не знавший иных запретов, кроме вменяемых императорским этикетом. В семнадцать лет мать объявила его совершеннолетним, посвятив в иерофанты (в семье Киофар одно с другим прочно связано). Это дало ему свободу распоряжаться своими деньгами, своим имуществом и самим собой – в разумных пределах. Главой семьи и всей уйлоанской общины осталась императрица Иссоа, ее авторитет был непререкаем, и Ульвен совсем не желал делить с нею бремя ежедневных обязанностей. Хотя Иссоа не властвовала над империей, она управляла благотворительным «Фондом Киофар», занималась перепиской с просителями и властями, проводила официальные встречи, улаживала трения между влиятельными семействами – и вдобавок входила в Планетарный совет Тиатары как верховная иерофантесса уйлоанской общины. Принц Ульвен лишь изредка принимал участие в сакральных церемониях у очага, но всерьез занимался лишь музыкой: сочинял, давал концерты, выпускал альбомы, и ни перед кем не отчитывался в своих тратах.
