Вскоре мать увидела, чем обернулась такая свобода. Но отозвать у принца дарованные ему привилегии оказалось уже невозможным.
Ульвен, как всякий гений, непредсказуем. И вдобавок немного лукав. Прибегать ко лжи – не в привычках принца, однако он чрезвычайно искусен в сотворении достоверной на вид полуправды. При всей моей нежной, почти материнской, любви к нему, я не стала бы с ним откровенничать на действительно важные темы. Проболтаться – не проболтается, однако от Ульвена можно ждать любых выходок.
Стоило вспомнить про сына Иссоа, как он сам позвонил:
– Ich begrüsse Sie, meine gnädige Frau Bewahrerin! – принц любил начинать разговор на немецком, который с детства усвоил от Карла и барона Максимилиана Александра. – «Приветствую Вас, моя милостивая госпожа Хранительница!»
– В настоящий момент – куратор, – машинально поправила я.
– Ja, gewiss, Frau Kuratorin! Мама мне сообщила невероятные новости. Это правда, что дядя Улисс нашелся?
– Истинная правда, Ульвен.
– Как прекрасно! Я счастлив! Надеюсь, он будет рад увидеть меня!
– Несомненно. Ты где?
– В Тиамуне. Вчера был концерт учащихся нашей студии, вы же знаете от Афины. Она улетела домой, я остался переночевать у Массена. Можно мне к вам прийти?
– Лучше встреть Иссоа на стоянке флаеров и проводи ее в нашу клинику. Я тоже туда приеду, как только «Валга» приземлится, выгрузит Улисса и передаст его медикам. Не думаю, что вас сразу допустят к нему. Однако хотя бы снабдят информацией о его самочувствии.
– А вы уже что-то знаете?
– Знаю только, что он сломал ногу. Живи он в цивилизованном мире, такая травма не стоила бы разговоров. Но в глуши, в окружении диких хищников, это, ты понимаешь, смертельно опасно. К тому же там ни аптек, ни врачей.
– Понятно. Главное, дядя жив! Спасибо вам! Вы столько сделали для нас всех! Я – ваш вечный должник!
– Дорогой Ульвен, давай прекратим беседу, мне некогда. Извини.
– Повинуюсь, госпожа куратор! До встречи!
В тот вечер мне не удалось повидаться с Улиссом. Во время полета и наземной транспортировки он спал под воздействием обезболивающего укола. В клинике им сразу занялись, поместив на всякий случай в отделение интенсивной терапии. Он пробудился в боксе под капельницей, обнаружив полнейшее присутствие духа и разума. Но выглядел, разумеется, плохо. Встречать меня в таком виде Улисс постеснялся. Просил навестить его позже, когда он вернет себе подобающий облик. Однако для сестры и племянника исключение всё-таки сделал. Иссоа и Ульвен смогли пообщаться с ним, пусть недолго.
Потом я пригласила императрицу с сыном к себе, в резиденцию при Институте. Мы заказали ужин из ресторана и расположились в моей скромной гостиной. По словам Иссоа, Улисс выглядел изможденным и был физически слаб. Он охрип, говорил полушепотом с длинными паузами. В него вкачивали внутривенное питание, ибо он несколько дней не ел и почти не пил. Но гангрена ему не грозит, и операция вряд ли потребуется.
Больше всего Улисс беспокоился, не потеряли ли по дороге драгоценный девайс, в котором содержалась, как он уверял, вся его здешняя жизнь. Узнав, что девайс в сохранности (об этом позаботился Виктор), Ульвен попросил сестру забрать аппарат и поместить в сейф с важнейшими документами. Иссоа выполнила его желание; девайс Улисса по имени «Ментор» – при ней.
«Юллиаа, когда он стал звать какого-то Ментора, я испугалась, подумав, будто брат повредился умом. Потом поняла, что это электронный прибор. Почему вдруг Ментор? Что это значит?», – спросила Иссоа, которая, не имея университетского образования, не знала многих вещей, понятных любому историку цивилизаций.
