Заводской переулок.
Шумер углубился в толчею домов, в мир шелушащейся коричневой краски, дощатых мостков, ржавых ящиков для песка, выцветших, тридцати-сорокалетней давности картинок на торцах, предупреждающих об опасности пожаров и спичек у детей.
Звонить 01!
Здесь жили, в основном, старики и старухи. Они глядели из окон, как с фотографий, как из прошлого, некоторые, несмотря на незадавшуюся весну, сидели на скамейках у подъездов, кутаясь в старые пальто, обмотанные платками.
– Здравствуйте.
Шумер прошел к дальнему подъезду.
– Здрасьте, здрасьте, – закивали старухи. – А вы к кому это, молодой человек?
– К никому. В пятнадцатую, – обернувшись назад, показал ключ на шнурке Шумер.
Одна из старух встала.
– Вы смотрите, – затрясла она пальцем, – это квартира не ваша! Жильцы ее померли, а сын у них был – исчез.
– Я – сын, – сказал Шумер.
Старуха подслеповато вгляделась. Пальцы ее сложились троеперстием.
– Свят, свят! – перекрестилась она.
– Не похож? – спросил Шумер.
– А Бог знает!
– Вы лучше скажите, как родителей звали, – предложила простой тест другая старуха. – А то мы милицию вызовем.
Шумер улыбнулся.
– Андрей Всеволодович. Зинаида Карповна.
Старухи переглянулись.
– А Зина-то разве Карповна была?
– Так откуда ж я знаю? Зина да Зина.
– Ну уж никак не Карповна.
– Скажи еще – Егоровна.
Шумер, впрочем, их спора уже не слышал – открыв скрипучую подъездную дверь, он шагнул на лестницу, пробежал по крашенным ступеням, хватаясь за толстые перила и ловя ноздрями знакомый с детства кисловатый запах.
Так, справа – шестнадцатая.
Дверь слева была такой, какой он всегда помнил. Высокая. Крепкая. Коричневая. С продольными трещинами в филенке, появившимися, когда отцов брат, дядя Олег, попытался по пьяни взять квартиру штурмом. Плечо, кажется, отбил. И еще милицию вроде бы вызывали. Там было форменное буйство.
Шумер вставил ключ в замочную скважину, провернул два раза, слушая замедленную реакцию механизма. Кракк-так.
Появилась небольшая щель, дальше пришлось толкнуть.
На мгновение Шумеру привиделась тень деда, проплывшая через коридор из комнаты в кухню, он услышал приглушенный звон чашки о блюдце, почувствовал запах выпечки, уловил даже мягкий бабушкин говорок, но стоило ему шагнуть с площадки внутрь, в квартиру, как и звуки, и запахи оборвались, сумрак сгустился, и только у простенка острым углом обозначился врезавшийся в половицы серый дневной свет.
– Здравствуйте, – сказал Шумер пустоте.
Он прикрыл дверь и застыл, вбирая в себя темноту и покинутость квартиры. Провел рукой по обоям и от тумбочки, от вешалки и антресолей над головой повернул к зеркалу. В его памяти где-то здесь был выключатель. Пальцы нащупали пластиковый пупырышек.
Щелк!
Темнота так и осталась темнотой – лампочка из патрона в коридоре была выкручена. Шумер, впрочем, не помнил, чтобы делал что-либо подобное. Кто-то заходил? Кто-то производил ревизию? Или это тени деда и бабушки заботливо предохранили дом от замыкания и пожара?
Он вернулся к тумбочке, выдвинул ящичек и среди расчесок, бутылочек лака и тюбиков помады нащупал продолговатый округлый предмет.
Ага.
Потолки были высокие, по большому счету, необходима была стремянка, на стуле или табурете едва ль дотянешься, поэтому Шумер посчитал возможным просто взмыть вверх и с минуту повисеть у короткого провода, вкручивая лампочку в патрон.
Как архангел я висю…
Следующая попытка включить электричество оказалась успешной. Лампочка вспыхнула желтым светом, отбросив тьму в углы, за комод, в комнаты. Шумер обежал взглядом пустую вешалку, старые газеты на полу, покосившуюся стопку из нескольких перевязанных веревкой журналов «Новый мир» и принялся разуваться. Отражение в зеркале копировало его движения.
