Возвращение в Терпилов - страница 8

В остальных материалах не оказалось ничего интересного. Одна из трёх оставшихся фотографий представляла собой кадр с той самой видеозаписи, запечатлевшей отъезжающую от особняка машину. На мутном изображении едва‑едва различался контур автомобиля и его номер, людей же в салоне нельзя было рассмотреть вовсе. Оставшиеся два снимка лишь демонстрировали пахомовский сад с разных ракурсов.

Вернув документы в папку, я задумался. Всё‑таки преступники, кто бы они ни были, очень странно выбирали жертв. Что может быть общего у отставного олигарха и городского судьи? А между тем вряд ли бандиты били наугад. Обоим преступлениям, судя по всему, предшествовала тщательная подготовка. К каждой жертве убийцы имели подход, были в курсе тончайших подробностей их жизни. Вероятнее всего, и знали лично… Кто они – расчётливые бандиты, убирающие конкурентов с дороги, или новые декабристы, решившие начать революцию сверху? Я улыбнулся последнему предположению. Декабристы в забытом Богом провинциальном городке – в этом было что‑то бесконечно наивное и смешное… Впрочем, чем чёрт не шутит? И в Терпилове живут люди, так почему бы и там не кипеть страстям? Я c содроганием вспомнил изуродованное лицо Обухова на фотографии из дела. Да, если речь идёт об идейных революционерах, то настроены они решительно, и задача мне предстоит непростая…

«Осторожно, двери закрываются, – просипел динамик электрички. – Следующая станция – Солнечногорская». Я очнулся от размышлений. Как быстро летит время! Почти приехал, следующая остановка – моя. Я приблизился к окну и надышал на его расписанной инеевыми узорами поверхности небольшую проталину. За мутным, оплывающим влагой стеклом как в дыму замелькали корявые деревца, покрытые грязным снегом пригорки, гаражи и жестяные крыши Терпилова. На сером фоне неба отчётливо проглянул иглообразный контур главной городской достопримечательности – двадцатиметровой, ещё дореволюционной пожарной каланчи, неизвестно почему прозванной местными колокольней Ивана Великого. Пятнадцать лет я не был в этом городе…

Когда‑то нынешний районный центр Терпилов был большой деревней Терпиловкой, относящейся к вотчине их светлостей князей Юсуповых. На всю округу славились её шерстяные платки и особенно – расписная глиняная посуда, которую в лучшие времена сравнивали даже со знаменитой гжельской. Ничем больше не отличившись, Терпиловка всё‑таки попала и на страницы «Истории» Карамзина в качестве одной из штабных стоянок Лжедмитрия Второго, и в воспоминания Герцена, задержавшегося тут во время возвращения из пермской ссылки. Учёным в точности не известна история происхождения названия Терпиловки. Одни утверждают, что деревенька унаследовала фамилию некого Терпиловского, мелкопоместного дворянчика, владевшего ей в начале пятнадцатого века, другие считают, что имя это возникло гораздо позже – в веке семнадцатом, и связано оно с восстанием Ивана Болотникова, бушевавшим в этих местах. Дескать, пока жители окрестных селений вешали господ да пускали красного петуха в их усадьбы, одна Терпиловка продолжала влачить покорное, безмолвное существование…

За время советской власти деревня выросла сначала в большое село, а после, когда в сороковых на её окраине нашли залежи олова – и в небольшой посёлок городского типа. В начале семидесятых здесь жило уже около тридцати тысяч человек, и посёлку присвоили статус города. При Советах Терпилов существовал за счёт швейного предприятия «Красная стрела», продукция которого продавалась по всему Союзу, и завода потребительской электроники «Миг». Сегодня, понятное дело, от былого благополучия не осталось и следа – швейная фабрика, не выдержав конкуренции с китайским ширпотребом, давно закрылась, а на месте электронного завода нынче склады и торговые центры. Из источников дохода у города остались только старые оловянные шахты. Но и на этом, некогда процветающем промысле, сказалась всеобщая деградация. Если в советское время руду, добываемую там, перед отправкой на экспорт подвергали обработке (торговать её вторичными продуктами было выгоднее), то теперь сырьё отгружают как есть – перерабатывающее оборудование ещё в девяностые то ли пришло в негодность, то ли разворовано… Поговаривают, впрочем, что и ресурс шахт на исходе, новой же разведки собственники не производят – для бизнеса это разорительно. Как только закроются месторождения, погаснут и доменные печи заводов, а вместе с тем прекратится и город… Так и живёт Терпилов, пробавляясь подножным кормом и, подобно дряхлой зажившейся старухе, с немощной покорностью ожидая собственной гибели. Не выразились ли в убийствах последние, отчаянные проблески его угасающего сознания? Не бессознательные ли это попытки стряхнуть сонное оцепенение, вернуться к полнокровной жизни?..