Третий отголосок вассальной системы проистекает из еще одной его неотъемлемой характеристики: билатерализма. Допускаются лишь два участника сделки: укрощенный варвар, приносящий дань, и милостивый император, готовый отплатить ему за это ценными подарками. Если же на границе возникали проблемы, то вместо милости дозволялось проявление некоторой жесткости и выговор, или, наоборот, в зависимости от соотношения сил, император мог снизойти до особо ценного подарка. Лишь одна вещь строго не допускалась – объединение вождей сопредельных варварских племен в единую группу. Даже если они и объединялись, император не принимал их вместе: вассальные ритуалы были всегда двусторонними.
Эхо такого поведения Китая отозвалось в вопросе об островах Спратли. Страны АСЕАН, предъявляющие права на отдельные сопредельные с ними острова в Южно-Китайском море, чувствуют угрозу со стороны Китая, который претендует сразу на весь этот архипелаг, хотя он находится далеко от ближайшей китайской территории. На собрании представителей разных стран-членов АСЕАН в июле 2010 года было принято несомненно резонное решение провести многосторонние переговоры с КНР, однако оно вызвало гневную реакцию китайского министра иностранных дел Ян Цзечи, по крайней мере, таково было отчетливое впечатление>31. Разумеется, изначально установленное неравенство сторон в вассальной системе, прежде всего, отвечает китайским интересам, но в то же время это единственная модель внешнеполитического поведения, которая укоренилась в китайской официальной культуре.
Таким образом, китайский великодержавный аутизм усиливается не только вследствие масштабов страны, но и благодаря негласной презумпции своего исключительного положения и иерархического превосходства, традиционных для международной политики ханьской вассальной системы.
Именно это предположение своего иерархического превосходства сделало китайцев такими сверхчувствительными по отношению к «неравноправным договорам» девятнадцатого века, начиная с Нанкинского договора 1842 года, который навязали династии Цин победившие британцы, и который связывал обязательствами только китайскую сторону. Китайцев возмущало не само неравенство, а то, что теперь в нетрадиционном для них положении более слабой стороны были они сами – ведь раньше император подчинял себе иностранцев, а не наоборот.
Выдвигаемое здесь утверждение о том, что древняя система вассальных отношений «цзянся» влияет на современную китайскую внешнюю политику, может быть отклонено как недостоверное, предвзятое или враждебное по отношению к Китаю. Поэтому стоит заметить, что местное отделение находящегося в Пекине Института Конфуция, основанное китайским государственным органом Ханбан (Китайский национальный офис по изучению китайского языка как иностранного, орудие культурной пропаганды КНР), выступил одним из спонсоров мероприятия, организованного в мае 2011 года в Стэнфордском университете, и носившем название «Рабочий семинар по Цзянся: культура, международные отношения и всемирная история. Осмысление китайского восприятия миропорядка». Все это звучит как экскурс в историю, но это не так, о чем свидетельствует приведенное ниже описание целей этого мероприятия:
Практическая ценность традиционного китайского видения мирового порядка, или цзянся… [состоит в том, что]… оно укореняет авторитет универсальной власти в моральных, ритуальных и эстетических основаниях высокой
