Четверо остальных моих ребят продвигаются, подготавливая путь для идущего за нами отряда с грузами. Они навешивают перила на трудных и опасных местах, маркируя путь и следуя за нами к месту происшествия.
По дороге мы обнаруживаем двоих раненых, они получили тяжелые травмы и многочисленные ожоги, как можно быстрее эвакуируем их с места крушения для оказания помощи.
Оставшихся четверых мы ищем до темноты, разгребая обломки, получая ожоги и увечья. Один из моих парней сломал руку, мне тоже досталось. Я распорол ладонь, несмотря на защитную одежду, потому что увидел, что осколок фюзеляжа летит Витьке на голову, пришлось поймать его.
В какой-то момент мы нашли все четыре тела, одно из которых оказалось с размозжённым черепом. Обломки фюзеляжа серо-синего легкомоторного самолета перемешались с обуглившимися осколками лопастей, обрывками лебедок и осколками стекол кабины ярко-красного вертолета, изуродовав гору. Завтра нам придется сюда вернуться, чтобы разбирать завалы. А ведь сегодня суббота.
Домой я вернулся за полночь. Открыл дверь ключом, привычно прошел в ванную, чтобы снять грязные, пропахшие дымом и потом вещи. А потом замер, вспомнив, что живу не один, услышав за спиной женский голос.
- Что случилось? – она испуганно глянула на мою перебинтованную руку.
- Работа случилась, Полина. Почему вы не спите?
- Вас ждала?
- Зачем?
Такая юная и нежная в своем незнании страшной стороны жизни.
- Не знаю, - шепчет Полина и снова смотрит мне в глаза.
Я пытаюсь снять свитер, но из-за перебинтованной руки сразу не получается.
- Давайте я помогу.
Отворачиваюсь, уставившись на стену, чтобы не видеть ее вот так, вплотную. Опять она в этих шортах. Смерти моей хочет, не иначе. А еще запах: дурманящий, сладкий, девичий. Все мои женщины пахли по-другому. Она, как будто фруктовая конфета, протяни руку и сними обертку. Здесь слишком мало пространства для нас обоих. Так устал, что шевелиться не способен, а тело все равно реагирует, тянется к ней, будто магнитом. Не могу так близко, выпутываюсь из свитера, остаюсь в майке. Отодвигаю Полину в сторону, чтобы только не под носом. Иду на кухню, сажусь на стул, а она успевает быстрее, суетится, разогревая для меня еду, шустро накладывая на тарелку, ставит чайник, что-то режет.
- А мать моя где? - не подымаю глаз, знаю, что, если буду на нее смотреть, пропаду.
- Уехала в какую-то деревню, не помню название, сказала, что огородом может заняться, пока за ребенком кто-то присмотрит.
Вот же хитрюга, все продумала, в капустные грядки решила зарыться по случаю прибытия гости, ну-ну, пусть только вернется.
- А Стеша?
- Спит.
Полина садится напротив меня, внимательно смотрит. Чувствую ее взгляд, он бесцельно ползает по мне, как заблудившаяся на теле человека букашка.
Боже, я сейчас расплачусь, моя ожившая сексуальная фантазия, в шортах и майке, которые ни черта не прикрывают, ухаживает за мной после происшествия на моей собственной кухне. Об этом можно только мечтать. Но такие девочки, как Полина, созданы для веселой городской жизни, а не для суровых будней семьи спасателя. За что мне это проклятье? Кровь кипит, несмотря на изможденное тело. Я почти доел, сверля взглядом тарелку, когда не сдержался и поднял глаза. Она все еще смотрела на меня.
- Нам надо поменяться кроватями, - оживает Полина, продолжая утренний спор, - в зале, на диване, вы не выспитесь. Там неудобно. У вас такая сложная работа.
