- Дмитриевич, очнись! Какая девчонка? У тебя в доме взрослая женщина, красивая и горячая. Она даже лучше, чем я себе представлял, когда о ней Витька рассказывал.
От слов друга по телу пробегает дрожь, которую я не могу контролировать. Я знаю, что она хороша, даже сейчас чувствую ее аромат. Эти духи, они теперь повсюду в моем доме. Издевательство какое-то. Мое жилище пропахло Полиной.
- Ты, правда, думаешь, что кто-то поперся бы к тебе из другого города, чтобы развлечь твою дочь? Ты себя послушай, Глебушка? – похоже, для моего друга теперь это главное развлечение в жизни. - Она к тебе приехала.
Беру несколько крупных кусков, перетягиваю веревкой.
- Расслабься. Она мне обязана, вот и приехала помочь, - пыхчу, не слишком удобно, когда рука перевязана, и смотрю на гору, пытаясь определить, сколько еще придется потратить времени, чтобы все очистить.
Не хочу рассказывать о том, что Полину травили. Это ее тайна, и ни к чему о ней распространяться.
- Тогда отдай ее мне, - подмигивает Павел, помогая мне с веревками.
Он мой друг, мы знакомы тысячу лет, у нас разные вкусы, обычно мои женщины его мало интересовали, и наоборот. Но я вдруг резко вскидываю голову, замирая на месте. Мои длинные темные волосы падают на лицо, ноздри раздуваются, как у дикого голодного хищника.
- Не вздумай, - огрызаюсь, не ожидал от себя.
Откуда такая реакция? Пашка смеется, качая головой, хитро смотрит на меня искоса. А я отворачиваюсь, громко выдыхая накопившийся от злости в груди воздух. Совсем сдурел. Запах гари почти прошел, снова ощущается чистота и свежесть гор.
Мы постепенно спускаемся, у самого подножья останавливается дорогая тачка, выкрашенная в блестящий черный цвет. Подъезд сюда разрешен только машинам скорой помощи, ну и, конечно, московскому начальству. Разве же они дотащатся сюда со своими животами.
- Доброе утро, Глеб Дмитриевич! – вылезая с заднего сидения, кричит один из заместителей главы МЧС, наглый и пронырливый Славницкий.
Вытираю ладони, готовясь к не слишком приятному рукопожатию. Объезжает свои угодья, хорошего не жди.
- О, притащила нелегкая, сейчас нам будут премию раздавать, - шепчет на ухо Павел.
- Ага, догонять и снова раздавать.
Доходим до блестящего автомобиля.
- Чем заслужили, Сергей Борисович?
Оглядывается, собирая носом воздух, потягиваясь и зевая. Хозяин жизни, не иначе.
- Хорошо у вас тут, чисто, - смотрит на меня взглядом готовящегося к прыжку тигра, а губы улыбаются. - Так ведь провальная операция, Глеб Дмитриевич, приехал лично отругать. Кучу сил потратили, личный состав повредили и никого не спасли, нехорошо.
- Как не спасли? – встревает Пашка. – Двоих же вытащили!
- Издохли, совсем, в карете скорой помощи. Медленно отряд у тебя, Глеб Дмитриевич, работает, еще пару таких заходов и придется мне на твое место кого-то пошустрее ставить.
- Сами знаете, что лучше Глеба никого нет, - не унимается друг, а я качаю головой, морщусь, прошу замолчать.
- Ваша воля, – хладнокровно подымаю руки.
Славницкий присаживается на капот, расстёгивает пиджак, засовывая руки в карманы дорогих блестящих брюк.
- Жалоба на тебя, Глеб, - противно цокает языком, рассматривая меня с ног до головы, - телка из сопровождения автобуса с детьми накатала. Там, - тычет пальцем в меня, - вы, кстати, тоже хреново сработали, много трупов.
- Она вылезла и ни одно дитё не спасла, - в который раз встревает Пашка, отвязывая от дерева свою собаку, - правильно Глеб ее пристыдил!
