– А почему дело передали именно вам? – задала я вопрос. – Кто решил, что это расследование – исключительно медицинское? И разве у вас есть право наказывать виновных?
– Это ни в коей мере не входит в нашу юрисдикцию, – ответил Лицкявичус. – Если выяснится, что эти четыре случая – всего лишь звенья цепи, запущенной намеренно или непреднамеренно, мы тут же передадим дело в следственные органы. Но… – он вдруг замолчал и на мгновение отвел глаза в сторону. – Что сказала вам вице-губернатор, описывая деятельность ОМР?
– Ну, что это – независимая организация…
– Вот-вот, – закивал Лицкявичус. – Главное слово – «независимая». Вы взрослая женщина, Агния, и должны понимать, что независимость – это утопия, сказка для несведущих обывателей, особенно – независимость на государственной базе! Мы, действительно, не зависим от комитета и министерства, но и ОМР контролируют – губернатор, вице-губернатор, Москва… И те, кто этим занимается, хотят, чтобы были соблюдены определенные правила.
– Правила? Какие правила?
– Я знаю далеко не все, как вы могли бы предположить, – покачал головой Лицкявичус. – Но умею делать выводы, имея достаточно информации.
– И какие же выводы вы сделали? – настаивала я.
– Ну, в Питере, а вернее, под Питером, есть всего один завод, производящий «Виталайф». Он выпускает не только этот БАД, но «Виталайф» – самое новое и успешное производство из всех, а завод функционирует уже четыре года. Догадайтесь, кому он принадлежит?
– Без понятия!
– Родному племяннику вице-губернатора.
Я тихо присвистнула.
– То есть кому-то наверху страшно невыгодно, если станет известно, что «Виталайф» опасен для здоровья?
– Совершенно верно.
– И что из этого? Вы же сами сказали, что следственные органы никак не связывали эти дела, так откуда об этом вообще стало известно?
– А как у нас все становится известно? – пожал плечами Лицкявичус. – Журналисты раскопали, разумеется! Еще немного, и разгорится скандал почище милдронатовского. Задача ОМР все проверить и выяснить, действительно ли существует связь между этими смертями. На некоторое время все материалы по умершим от отравления синильной кислотой передали ОМР. Сделали это насильственным образом, отобрав их у следователя, которому они были отданы первоначально, как только наметилась зацепка с «Виталайфом».
– Получается, если бы не та статья, никому и в голову бы не пришло, что между всеми этими смертями есть что-то общее?
– Трудно сказать, – пожал плечами Лицкявичус. – В любом случае вице-губернатору – а значит, и губернатору тоже – не нравится, что следствие движется только в одном направлении. Мы должны установить, действительно ли смерть этих людей наступила вследствие отравления «Виталайфом».
– А потом? – спросила я.
– А что – потом?
– Что вы собираетесь делать после того, как все выясните? Ну, в случае если «Виталайф» и в самом деле опасен?
Лицкявичус задумчиво посмотрел на меня.
– Вы, Агния, схватываете влет, – произнес он наконец. – Нам надлежит обо всем доложить вице-губернатору лично – «независимость» и «демократия» в действии. Другие люди, а не мы, будут решать, что со всем этим делать.
– Все равно, я участвую! – выпалила я, выпрямив позвоночник до такой степени, что заныла спина.
– Вы – что? – переспросил Лицкявичус, с любопытством глядя на меня.
– Хочу принимать участие в вашем… расследовании, – пояснила я. – Умерла моя подруга, и мне неважно, кто в этом замешан, единичный это случай или серия преступлений. Я всего лишь хочу выяснить правду.
