Врача вызывали? - страница 26

Вечером Бродяга посвятил своих друзей в подробности операции «Сватовство гусара».

– Теперь садимся и тупо смотрим в окно. Как только Юран выйдет на охоту, то и нам дорога открыта, – сказал Валера.

Часов в одиннадцать друзья могли лицезреть радующую усталый глаз картину. Погас наружный фонарь у вагончика, где жили командир и комиссар. Юран, втянув голову в плечи, на полусогнутых побежал в сторону вагончика Мамы Карло. В руках у него был свёрток.

– Водочка! А то некоторые придурки с цветами на свидания ходят, – объяснил Бродяга и выразительно посмотрел на Толяна. – Я научил, между прочим…

– Отличная работа, – сказал Поручик и похлопал Валерку по плечу.

– Ну что, вперёд, гардемарины! На деревню! – нетерпеливо воскликнул Толик и начал расчёсывать подстриженные коротко, как газон, волосы. Поручик тоже направился к двери. Тут друзья заметили, что Валерка сидит, не меняя позы, и, судя по выражению лица, никуда идти не собирается.

– Не понял? – удивился Поручик.

– Да я уже с докторшей подружился, – скромно, как бы нехотя сообщил Бродяга.

– А как же… – начал было Толян, но Валерка перебил его:

– Иди, иди… для вас, обормотов, старался, чтоб простатитом не страдали.

На следующий день Бродяга как бы случайно подошёл к Юрану и тактично поинтересовался:

– Ну?

После недолгой паузы командир, слегка смущаясь, ответил:

– Ты знаешь, нормально она готовит… Просто отряд большой – всем не угодишь…

– Я так и знал, рад за тебя, – засмеялся Валера и пошёл прочь.

Если бы он обернулся, то наверняка испугался бы, настолько разительны были перемены в физиономии Юрана. Таким его ещё никто не видел. Это было лицо счастливого и довольного жизнью человека. Наверное, впервые за год пребывания в институте.

Валера сидел на крыльце вагончика и задумчиво курил «примку». Несмотря на то, что денег в этой дыре заработать не удастся, настроение было приподнятое. Жизнь – классная штука, думал он. Только почему-то люди совершенно не замечают этого… И всё усложняют… усложняют… А зачем?..

Не знаю, как сейчас, а раньше, в далёкие восьмидесятые годы, студенты во время летних каникул в обязательном порядке ездили в стройотряд. Ведь известно, что только так будущие врачи смогут приобрести столь необходимый трудовой и жизненный опыт для будущей профессии. А заодно смогут поднять мотивацию к учёбе, так сказать, на собственной шкуре испытать, что ожидает их в перспективе, если они не получат должного образования. Это придаст им сил учиться только на «хорошо» и «отлично». А последнее по счёту, но не по важности – вольют молодую, здоровую и, главное, дешёвую рабочую струю в агонизирующий организм колхозов и совхозов. Впрочем, я про это отчасти рассказывал в предыдущей главе.

Бродяга, Толян и Поручик не стали исключением и поехали работать в стройотряд. Как обычно, это бьиа стройка, бетонные работы. Прошло недели две, и хлопцам стало предельно ясно: заработков на этом белорусском Клондайке не предвидится. Хозяйство бедное, как церковная мышь, объём работ небольшой и, самое ужасное, с цементом постоянные перебои. Положение бьио совершенно бесперспективное, тем не менее студенты были вынуждены продолжить работать в этом забытом Богом и людьми медвежьем углу. Дело в том, что студент, который не отработал в стройотряде, просто не имеет права продолжить учёбу и стать полноценным советским врачом.

С питанием положение обстояло не намного лучше, чем с цементом. Командир стройотряда, уже известный читателю, Конь Троянский, бьи человеком хозяйственным и жестоко экономил на питании. Меню, мягко говоря, разнообразием не баловало. В основном, макароны по-флотски – пара банок тушёнки на огромный бак макарон, да супы из той же тушёнки в аналогичной же пропорции. Плюс – хлеб и лук, без ограничения. Честно говоря, наесться, конечно, можно, но молодой здоровый организм упорно требовал белковой пищи и ничем не заменимых аминокислот. Да и просто хотелось чего-нибудь вкусненького. Местное население иногда подкармливало хлопцев по привычке, как партизан в войну. Однако эта гуманитарная помощь была не регулярной, и её катастрофически не хватало. Ребята ходили постоянно голодные и, соответственно, злые. Они искренне ругали командира и проклинали тот день и час, когда попали в этот анемичный колхоз.