Врача вызывали? - страница 47

– В общежитие мы пришли, как обычно, вечером. Подходим, значит, к блоку, декан что-то рассказывает о хоккее, кажется, тут вдруг осёкся на полуслове и замер перед входом в блок, как часовой у Вечного огня. Мы проследили за его взглядом и не поверили глазам своим – на двери было написано: «Бункер Гитлера». Честно говоря, я испугался. Декан сорвал лист и, словно раненый на родео бык, рванул внутрь. Мы – за ним. На каждой из дверей было что-то написано в том же духе. «Четвёртый отдел РСХА», «Рейхсканцелярия Бормана» и так далее. Комнаты были не заперты, но студентов там не оказалось. Срывая листы с надписями, мы быстро продвигались вперёд. Наконец, дошли до последней комнаты. Кривая надпись на двери гласила: «ресторан Элефант». Декан резко распахнул дверь. В комнате собрались все обитатели блока. Они сидели на стульях, кроватях, на полу и мирно смотрели «17 мгновений весны». Ребята нестройным хором сказали «Здрасьте!» Тут же встал и подошёл Слуцкий (на майке у него было написано шариковой ручкой: «Штирлиц», а в скобках: «полковник Исаев») и сказал:

– Дорогие гости! Добро пожаловать в наш скромный кинотеатр!

– Я тебе покажу кинотеатр, я тебе такое кино покажу! – скрипя зубами, угрожающе прошипел декан. Но видно, что от сердца у него отлегло – нацистов на факультете не было. Он обвёл грозным взглядом собравшихся и приказал: – Разойтись по комнатам, буду проверять санитарно-гигиеническое состояние.

Ресторан «Элефант» мгновенно опустел. Мы вышли, продолжал Сухой, обсудили ситуацию и единогласно решили: лучше спустить это дело на тормозах и не поднимать лишнего шума. А то потом мы же и виноватыми окажемся. За недостаточную воспитательную работу в лучшем случае, а то и вообще за политическую близорукость и потерю бдительности. Немного успокоились и зашли в соседнюю комнату. Только я закрыл дверь, как в коридоре раздались автоматные очереди, им ответила артиллерия – натурально! Я вам отвечаю! Потом загудели самолёты и стали рваться бомбы. Честно сказать, сначала я подумал: война. Но потом решил – да нет… в центре Минска?., это галлюцинации… Просто я сошёл с ума. Другого объяснения собственным ощущениям не было. Посмотрел на коллег, вижу: им тоже нездоровится. Массовый психоз? Лица белые, глаза безумные. Мы выскочили в коридор. И увидели мелькнувший в дверном проёме блока силуэт с кассетным магнитофоном. Стрельба и бомбёжка прекратились также внезапно, как и начались. Декан сделал спринт с высокого старта в наивной надежде поймать наглого шутника. Мы, естественно, поспешили за ним. Неожиданно декан растянулся во весь рост, и мы, как кегли, посыпались на него. Никто, правда, особо не ушибся. Но оказалось, что упали мы вовсе не случайно. На полу было разлито постное масло. Чистый Булгаков. Хорошо, что турникета с трамваем не было. Мой новый парадный костюм был пропитан маслом и грязью, которая тут же намертво прилипла к нему. Я даже не пытался вытереться. Остальные выглядели не лучше. Зато пол, натёртый и отшлифованный нашими костюмами, празднично сиял. На декана мы старались не смотреть. «Соберите студентов…» – сказал он отрешённым треснувшим голосом человека, пережившего авиакатастрофу и разом потерявшего всех близких. Мы туго соображали после обстрела, погони и внезапного падения, поэтому не сразу поняли, что от нас требуется, – никто не двинулся с места. «Быстро-о-о!» – закричал декан так, что я стал беспокоиться за его здоровье. Мы с Панкратовым обошли все комнаты, и минуты через три студенты собрались на общей кухне. Лица виноватые, глаза смотрят в пол. Но чувствуется, только выйдем, будут ржать, как дикие мустанги.