Руби вдруг необыкновенно отчётливо представила себе всё это. Череда бестолковых дней, бесконечных и бессмысленных, словно пустые обувные коробки. Приём товара, списание товара, инвентаризация по отделам, уборка торгового зала… а каждому клиенту – обязательная лучезарная улыбка («Привет-солнышко-как-твои-дела-чем-я-могу-тебе-помочь?»), и так миллион раз подряд, в нелепом пустопорожнем водовороте, неделю за неделей, месяц за месяцем… И ещё эти вечера после работы, заполненные вечными мамиными воспоминаниями об отце («Найдёшь себе кого-нибудь, вот тогда и съедешь от меня, а сейчас-то зачем снабжать деньгами всех этих жилищных кровопийц, правда ведь, милая?»).
А тем временем вся настоящая жизнь, полная тайн, любви и приключений, стайкой пёстрых бабочек всё летит и летит мимо…
Некоторое время Руби молчала, потому что в носу у неё всё ещё продолжало противно щекотать.
– Да ладно тебе, малыш, какие твои годы. Всё ещё впереди… – ободряюще сказал ей Алекс, и той отчего-то сразу сделалось чуть легче, как будто темнота вокруг немного расступилась.
И опять вспомнилась та их далёкая школьная поездка сразу после выпускного – с шумными вечеринками, с напутственными словами от разных университетских профессоров, которые все как один говорили по-английски с каким-то невероятно милым резковатым акцентом… А в промежутках были ещё бесконечные прогулки по сказочным, удивительно нарядным улочкам, и филигранные готические соборы, и старинные дома с уютными, увитыми цветными фонариками балкончиками. И фата-морганы шумных рождественских рынков, похожих на ряды ярких деревянных шкатулок, и запахи сладкого глинтвейна и сушёных фруктов со всех сторон – волшебные дни и вечера, сладкие и тягучие, точно поджаренные на костре зефирные конфетки.
Тогда, в девятнадцать лет, Руби впервые в своей жизни увидела настоящий снег – в Сиднее тот в последний раз видели, кажется, как раз в год её рождения. А вот на юге Европы тем летом (то есть там-то, конечно, в декабре была зима, а вовсе не лето) выпало необычайно много снега, даже местные удивлялись. И оказалось, что снег может громко хрустеть и поскрипывать, когда на него наступаешь, а в кино этого почему-то почти никогда не показывают…
– Знаешь, я иногда вспоминаю, как мы с тобой познакомились… тогда, в Италии, – тихо произнесла Руби, не поворачивая головы. – Если честно, ты мне тогда показался похожим на викинга из старых сказок… прямо как в сегодняшнем кино. А потом ты ещё рассказывал, как кто-то из твоих студентов гаметы всё время называл «га́млетами», а все в зале смеялись…
– Ну да, помню такого, – фыркнул Алекс. – Он, между прочим, потом всё-таки бросил биологию и поступил на факультет истории искусств…
– Если честно, мне всегда было так интересно, как там всё устроено… где-нибудь в колледже, – девушка расправила складки на чёрной кожаной юбке.
– Так ещё не поздно начать, – улыбнулся Алекс. – Если не на бакалавра, так на ассоциат, его ведь, кажется, даже можно совмещать с работой…
– Да брось ты, – скривилась Руби. – Куда мне теперь… Я и тогда по баллам ни за что бы не прошла, если честно. Да и деньги…
Она мрачно уставилась на картинку на мусорном бачке, изображавшую уродливого грифа с костью в клюве. Рисунок был заключён в красный перечёркнутый круг и увенчан надписью «Не кормите жилищные кооперативы!»
– А иногда думаю, что было бы, если бы я тогда всё-таки решилась… – ладонь девушки опустилась Алексу на колено, и тот тут же мягко отвёл её руку, нахмурившись:
