– Фрейя, дочь морского повелителя Ньерда, жительница Асгарда и предводительница валькирий, – нараспев продолжил рыжий, насмешливо прищурившись. – Наделённая сердцем, полным сочувствия ко всему живому… и проливающая золотые слёзы над каждой смертной несправедливостью, м-м? Если я правильно припоминаю, та ещё, кажется, держала в качестве домашнего любимца лесного вепря, верно, Тео? – Он подошёл к Фрейе вплотную. – А каких любимцев предпочитаешь держать при себе ты, а, скрипачка? Других смертных, должно быть? Или, может быть, даже вовсе бессмертных? М-м?
Фрейя невольно отступила от него на шаг и уже открыла было рот, чтобы сообщить им обоим, что она, чёртов дьявол, вообще-то тоже училась в школе и в гробу видела такие вот оригинальные подкаты (хотя на флирт, пускай даже и очень причудливый, вся эта бессмысленная беседа, по правде говоря, с каждой секундой походила всё меньше). Но тут появился Флинн, и оба мужчины сразу же утратили к ней всякий интерес.
– Твоя подруга вспомнила, что у неё есть неотложные дела, музыкант, – улыбнулся тому рыжий. – Так ведь… Фрейя?
…Фрейя потом так и не сумела объяснить самой себе, что именно произошло с ней при этих словах. Будто бы тонкую раскалённую спицу-иглу мгновенно вонзили под левую грудь, снизу вверх, куда-то под рёбра – и сразу же снова вытащили. И она без единого слова вышла за дверь, глядя прямо перед собой и не обращая никакого внимания на недоуменный взгляд Флинна. Только уже сев в машину и вдавив кнопку зажигания, женщина почувствовала, как слабой судорогой сковавшее её тело напряжение немного отпускает и сменяется необыкновенно сильным желанием, заслонившим на какой-то момент все остальные: убраться-отсюда-поскорее…
С тех пор Фрейя видела этих двоих рядом с Флинном ещё несколько раз – сначала в Бостоне, потом, совершенно неожиданно для себя, уже в Хельсинки, прямо у них в студии. И каждый раз она бессознательно пыталась избежать с ними встречи. Фрейя сама не понимала, в чём тут могло быть дело. Так, наверное, ползущая по кромке обрыва черепаха старается держаться подальше от его края: даже не оттого, что чувствует исходящую оттуда угрозу, а просто потому что…
Просто потому что.
Нет, Фрейя понятия не имела, как ей всё это называть.
Впрочем, не попадаться этой паре на глаза оказалось не так уж и сложно: мужчин явно по какой-то причине интересовал один только Флинн, а на Фрейю после того первого и единственного разговора оба они стали обращать не больше внимания, чем на мух или ос, что, бывает, вьются над столиками открытых ресторанчиков в жаркие летние дни.
Пару раз она пробовала поговорить обо всём этом с Флинном – в конце концов, Фрейя работала с ним бок о бок двадцать с лишним лет, слишком давно, чтобы не ощутить, что в его жизни творится что-то очень странное, – но тот только сердито отмахивался: «Хватит меня контролировать, мамочка. Ты вовсе не обязана любить всех, с кем я общаюсь…»
А если по-хорошему, так и в самом деле: какое у неё было право вообще предъявлять Флинну какие-то претензии? И какие аргументы она могла привести, кроме собственной интуиции, над которой тот и в лучшие времена при всяком удобном случае предпочитал подтрунивать?
– Они мне не нравятся, – хмуро сказала Фрейя. – Вот совершенно не нравятся. Ты очень изменился с тех пор, как начал с ними общаться. Все эти твои разговорчики… И ты забросил все свои дочерние проекты…
