Провожу обожженным желанием языком по внутренней стороне зубов, которыми мысленно уже вгрызаюсь в молочную плоть, и мне приходится оттянуть штаны в паху, где стало заметно теснее.
— Все рассмотрел? — с вызовом бросает стерва, а потом, выключив воду и не сводя с меня полных ненависти глаз, судорожно нащупывает висящее сбоку на стене полотенце, после торопливо заворачиваясь в него. Правда с таким видом, будто тряпка измазана говном.
Блядь, будь на моем месте один из людей Кабаева, он отодрал бы ее во все дыры, наплевав на все, в том числе и на глупую смелость.
Глупая и характерная. Одно я знаю точно, эта непослушная девка еще покипятит мне мозг.
— Рассмотрел. — Сглатываю. — Он дал тебе чистую одежду?
— Одежду? Разве ты хочешь, чтобы я оделась? — вкрадчиво подначивает меня, будто сама не боится своих слов, но дрянь не намерена затыкаться. — Я думала, что ты предпочтешь облапать меня, как и в тот раз. Или… нет? Я ошиблась?
Вздернув подбородок, девчонка резко улыбается с предательским блеском в глазах. Вот только ее напускная броня слишком быстро разбивается дрожью, что не ускользает от моего внимания. Боится ведь, но так и просит приструнить, отлупить по сочной заднице.
— Подойди, — сухо вырывается из напряженного горла, когда я складываю на груди руки и подзываю пальцем: — Ну-ка, Стрекоза, притащила сюда свою задницу. — Добавляю нетерпеливо: — Быстрее.
Девчонка хмурится, сжимая пухлые губы в плотную линию, прежде чем неуверенно качает головой, отказывая мне.
— Не заставляй меня применять силу.
Она судорожно сглатывает и еще сильнее сминает в кулаках края полотенца.
— Не буду облегчать тебе жизнь.
Снова дерзит.
Стерва.
В два шага преодолеваю расстояние и хватаю за волосы до того, как она пытается проскользнуть мимо меня. Вот что за дура.
— Значит, не боишься? — рычу ей на ухо, перемещаю руку на горло и буквально вдавливаю спиной в свою грудь, что оказывается равносильно раскаленному тавро.
— Боюсь, — тяжело дыша, цедит она и дергается, наивно полагая, что получится вырваться. — Ты видел свои глаза? — начинает тараторить и брыкаться. — Конечно, я тебя боюсь, ты же больной… Псих... Только ты тоже боишься... Боишься моего папу, поэтому и не трогаешь ме…
Взвизгивает, когда я отвешиваю шлепок по ее промежности, такой мощный, что пальцы охватывает жаром. Зато стерва замолкает, срываясь на рваные вздохи. Второй пятерней грубее сдавливаю хрупкое горло и ловлю от этого кайф, понимая одно: уйти уже точно не получится.
— Первое, что ты должна запомнить, — шиплю с каким-то азартом в голосе, от которого кровь воспламеняется в венах, — держи свой рот на замке. Кроме глупого дерьма из него ничего не выходит. Я ведь могу и продемонстрировать, как сильно боюсь твоего папочку. Только тебе не понравится. Никому не понравится. Поэтому не провоцируй меня, Стрекоза. — Запрокидываю ее голову и, оскалившись, приближаюсь к пухлым губам. — Ни словом, ни взглядом. Иначе заставлю тебя бояться даже моих шагов. — Молчит. Трясется с закрытыми глаза, а губы все так же упрямо сжаты. — Ты поняла? — рычу ей в щеку, злясь на себя и теряя контроль.
— Зачем ты вернулся? — наконец раздается тихий шепот. — Не доверяешь даже своему человеку? Думаешь, он бы составил мне компанию?
Я и сам не знаю, зачем…
Со стоном отталкиваю от себя треклятую ведьму, и та с трудом удерживает вертикальное положение, начиная пятиться назад.
