Салима придвинула ближе выносную клавиатуру и напечатала сообщение для посольства: «Земля выражает недовольство по поводу ведения боевых действий силами Гъде и Шшерского Рая в непосредственной близости от границ земного сектора. Координатор Земли». Перечитала и отправила. Придет время, «недовольство» сменится «возмущением». К тому времени станет ясно, против кого вступать в войну.
Московский куратор Каманин отложил телефон и улыбнулся:
– Пора. Еще немного, и курсанты начнут беспокоиться, не отменили ли выпуск.
– Курсанты не такие дураки, – проворчал пожилой сибиряк Потапов. – Вот ректор, тот может забеспокоиться, не означает ли наше отсутствие утрату нашего расположения или еще какую-нибудь ерунду.
Российские кураторы присутствовали на всех выпусках Академии. Живое свидетельство заинтересованности властей. И никогда не опаздывали: в подобном действительно можно было бы усмотреть политический намек. Ректор не успел заждаться. Высокие гости минута в минуту заняли почетные места в президиуме. Зал затих: курсанты встали по стойке «смирно», дамы сели; не всем мужчинам из родни хватило мест, но никто не роптал.
Ректор поднялся, и вверху зажглось несколько экранов с его изображением. Как бы далеко ты ни сидел, все необходимое увидишь.
– Сегодня наши третьекурсники получают дипломы и покидают эти стены, чтобы приносить пользу нашей родине в просторах космоса, – слегка надтреснутым, но гордым голосом произнес ректор. – Неизменно в этот знаменательный день вместе с нами российские кураторы Владимир Каманин и Андрей Потапов, – при этих словах правители чуть привстали и обозначили поклон. – Но впервые наша Академия проводит выпуск в присутствии главы Организации Объединенных Наций. Я хочу предоставить слово нашей любимой Салиме ханум!
Салиму в самом деле непритворно любили. Не просто уважали, как ответственного представителя Земли в галактическом сообществе. Хорошо исполнять свою работу – повод для продления полномочий, не для народной любви. Она вызывала искреннюю симпатию тем, что никогда не кичилась своей властью – ни в пору регентства, ни теперь. А еще тем, что власть не исковеркала женщину, не сделала «железной леди», не заставила принести себе в жертву семью и материнство.
Нет, имелись и завистники, и политические противники, и мракобесы, кричавшие, застыв в своем развитии на уровне позапрошлого века, что правоверной мусульманке следует сидеть в своих покоях, а не мелькать в интернете. Как ни странно, на ее родине таких было меньшинство. В Эмиратах помнили горящую нефть и кровавые реки – и расцвет, который принесла девочка-регент. Эмираты гордились до бахвальства, что их Салима говорит за планету. Дочь эмира, сестра эмира, вдова аравийского короля, мать принцев. Не какая-нибудь там европейка! Русские любили ее за то, что не американка, американцы – за то, что не русская. Мужчины – за женственную улыбчивость, плавность движений, отсутствие подчеркнутой эмансипированности, свойственной многим деловым дамам. Женщины – за скромность и миловидность, не дотягивающую до подиумной красоты, не заставляющую чувствовать себя дурнушкой по сравнению с ней.
Сотни глаз были прикованы к маленькой фигурке в развевающейся темно-зеленой одежде из шелка. Брючный костюм европейский, а салатовый головной платок замотан по-арабски: не понять, на чем и держится, но ни прядки не выбивается. Салима остановилась у микрофона, улыбнулась и сняла его с высокой стойки.
