Враги креста - страница 2

Церковь, однако, всегда и во всем спасает не иерарх, а Сам Господь. В древней Церкви первым кандидатом на мученическую казнь был епископ. Святитель Гермоген, Патриарх Московский, в смутное время принял мученический венец именно в результате изъявления личного мужества.

Нелепо обвинение Бердяева: «Карловацкий Собор был виновником ареста Патриарха и гонений против Церкви». Террор против Церкви большевики развернули бы в любом случае, и, кто знает, не будь гневных протестов «карловчан», не вкусивших, по Бердяеву, «нравственных мук», не принял бы религиозный геноцид более крупные масштабы? В секретной (и только теперь рассекреченной) директиве Ленина 1922 года о расстреле духовенства в Шуе нет ни слова о Карловацком Соборе. Ильич ставил «попов» к стенке профилактики ради, стремясь отбить у еще не расстрелянных охоту к сопротивлению лет на двадцать–тридцать вперед, авансом.

Принося Господу во всесожжение каждый день по семи тельцов и по семи овнов без порока и в жертву за грех каждый день по козлу из козьего стада, доктор богословия Бердяев всерьез считал, что православно верующий может быть «даже коммунистом, при обязательном условии согласования своей политики с требованиями христианской совести». На пажити этого пассажа пасется плагиат из брошюрки Ленина, написанной до октябрьского переворота. Пролетарский вождь допускал участие священника в рядах партии при условии сочетания пастырем своих поступков с …уставом РСДРП. Но как может христианин быть коммунистом, если сам же Николай Александрович, воздевая руки к небу, скандировал: «Коммунизм ложен, ибо существует Бог!»?

Против своего желания раскаявшийся марксист Бердяев оказался проводником идей Ильича уже в наши дни: как будто под парами от чтения его статьи коммунисты на своих сборищах трогательно братаются с наблюдателями от Московской Патриархии, публично подтверждая готовность принять их в свои ряды.

Николай Александрович Бердяев нередко сознавался в любви к Кьеркегору. Однако именно Кьеркегор овеял политику грезами религии. По Бердяеву, Церковь не должна вести «политическую борьбу»: «Положительный идеал Христовой Церкви» ‒ «личное социальное и космическое преображение». Хотелось бы хоть одним глазком увидеть опытного политика или, по крайней мере тертого демагога, который бы отказался от соблазна «личного, социального и космического преображения» действительности!

Духовная борьба на поприще общественного служения есть всегда политическая борьба, иначе никакой духовности – светлой или темной – нет. Курам на смех заявление Николая Александровича, будто осуждение Церковью террора не является вмешательством в политику.

На манер уполномоченного Совета по делам религий при Совмине СССР или ангажированного архиерея из Московской Патриархии (чего греха таить? – не хуже иных представителей духовенства и мирян, перешедших ныне в юрисдикцию Зарубежного Православия) казенным тоном Бердяев вещает: «…Не должны быть допускаемы проповеди в церквах или речи на епархиальных съездах, которые носят политический характер»!

Когда Николай Угодник вырывает из рук палача меч, занесенный над невинной жертвой, – это политический или «сугубо религиозный» акт?

Что творила оплеванная Бердяевым Русская Православная Церковь Заграницей, когда кричала на весь мир о монстре тоталитаризма в СССР? Она пыталась вырвать меч у палача.