Враги креста - страница 5

Н.А. Бердяев вменял церковной эмиграции в вину ее деятельность за рубежом, дескать, сие развязывало руки палачам Церкви в России. Философ не прав: большевистская секира лежала при корне Церкви как программа для созидания безрелигиозного муравейника. Ирод умертвил тысячи младенцев, узнав о рождении Христа, Который вместе с родителями бежал в страну фараонов. Он же казнил стражей, проворонивших апостола Петра, который ускользнул из охраняемого ими острога. Ирод убил и Захарию между жертвенником и храмом в отместку за исчезновение мальчика Иоанна Предтечи с Елизаветой. Падает на Христа или на его пламенного ученика ответственность за преступления четвертовластника? Церковь говорит: нет (правило 13 св. Петра, архиепископа Александрийского).

Упреки, адресуемые православной эмиграции, Н.А. Бердяев мог бы с неменьшим успехом применить к себе; но кто поверит, будто выпускаемые им за кордоном философские труды – причина ареста и пребывания в концлагере таких мыслителей, как А. Лосев, о. Павел Флоренский? Не бросил ли Н.А. Бердяев читательскую паству на Родине? Не перестал ли он в результате насильственного выдворения из России быть любомудром? И разве это относится лишь к сочинителям метафизических опусов? Ни русская культура (вспомним хотя бы И. Бунина, В. Набокова), ни Русская Церковь в изгнании не только не утратили духовную связь с Родиной, но, очутившись в диаспоре, поскольку отшатнулись от антихристианского обличья социалистической революции, лишь за границей, на свободе могли продолжить традиции подлинно духовной жизни, накапливая среди тягот, унизительной нужды, отчужденности творческие силы для грядущего национально-культурного возрождения России, где была запущена религиозно-философская и научная мысль, а мастера культуры вкупе с рабочим классом маршировали в утопический рай. Что приключилось с теми православными, которые остались в атеистическом пекле? Одни ушли глубоко в катакомбы, другие приняли мученическую кончину, наотрез отказавшись сотрудничать с властью тьмы и казенной Церковью, третьи во главе с митрополитом Сергием, экс-обновленцем, вступили в сговор с режимом, укреплявшим престол сатаны. Печально знаменитая «декларация» митрополита Сергия была «пережитком старой психологии, совершенно негодной для нашей эпохи, психологии слабости и дурной, замкнутой в себе и своем, психологии, рассчитывающей на внешнюю помощь государственной власти»^>3 (Путь, №1, Париж, 1925, с.5)

Плодами «конкордата» коммунистов и сергиан почти семьдесят лет питалась мировая общественность, не желая прислушаться к крикам о том, что плоды отравлены. В Россию «из-за рубежа доносился обличительный глас ее архипастырей, окормлявших многомиллионное русское рассеяние», ‒ признавал митрополит МП Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн («Советская Россия», 10 октября 1992). Принципиальный противник русской церковной эмиграции Г.П. Федотов еще в тридцатые годы констатировал: «митрополит Сергей создал традицию лжи, которой, к счастью для России, не выдержала русская церковная совесть». От коллаборанта в омофоре оторвались многие самые крепкие и стойкие борцы за веру. Отрицая наличие гонений на религию в совдепии, князья Московской Патриархии «допустили клевету на мучеников, проливающих свою кровь за Христа, утверждая, что все они караются за политические преступления». «Они думали спасать Церковь» таким способом, ибо «больше всего на свете боялись мученических венцов и не могли вынести тяжести разрыва с государством» (Г.П. Федотов, «Судьба и грехи России», т.1, СПб., 1991, с. 193,224).